— Похоже, я определился.
— Когда планируете заселиться?
— Следующей весной. Однако, если возможно, — добавил он, — я бы хотел осмотреть виллу уже сейчас.
— Извините, она занята.
— Вот как? Надолго?
— Нынешние арендаторы должны освободить дом в течение трех дней.
— Боюсь, к тому времени я уже покину Прованс.
— Какая жалость.
* * *
Остаток дня Габриель катался по пригороду Люберона на мопеде, изображая туриста, а на закате остановился в укромном местечке у края долины с тремя виллами. Келлер должен был показаться тут же ровно в шесть, однако и в десять минут седьмого он не пришел. Габриель вдруг ощутил спиной чей-то взгляд. Резко обернулся и увидел наконец Англичанина — тот стоял в темноте, неподвижно, словно статуя.
— Долго вы тут стоите? — спросил Габриель.
— Десять минут, — ответил Келлер.
Габриель завел мотор, и вместе с Англичанином они покинули долину.
Келлер соврал консьержу, будто гулял по горам — отсюда, мол, грязь на щеках и рюкзаке и пропитавший одежду запах сырости, травы и земли. В номере он тщательно и аккуратно побрился, отмок в обжигающе горячей ванне и выкурил первую за два дня сигарету. Потом спустился в столовую, где наелся от пуза и выпил бутылку самого дорогого бордо, что нашлось в погребе (спасибо денежным запасам Лакруа). Сытый и довольный, он тихими улочками городка отправился в собор. В нефе было пусто, если не считать сидевшего перед алтарем Габриеля.
— Вы точно уверены? — спросил он, когда Келлер присел рядом.
— Да, — ответил Англичанин, медленно кивнув. Он был уверен на все сто.
— Вы ее видели?
— Нет.
— Тогда откуда знаете, что она в доме?
— Преступную лавочку сразу видно, — без тени сомнения произнес Келлер. — В доме либо варят мет, либо собирают грязную бомбу, или же стерегут заложницу. Англичанку. Спорю, что они заняты последним.
— Сколько в доме людей?
— Броссар, женщина и еще двое марсельцев. Днем сидят дома, ночью выходят — покурить и проветриться.
— К ним приезжают?
Келлер покачал головой.
— Каждый день женщина ездила за покупками, здоровалась с соседями. А так все тихо.
— Надолго она отлучается?
— В первый день уехала на час и двадцать восемь минут. Во второй — на два часа и двенадцать минут.
— Ценю вашу точность.
— Заняться больше нечем было.
Габриель спросил, как проводит время Броссар.
— Притворяется отпускником, — ответил Келлер. — Он, кстати, тоже периодически выбирается на прогулку по окрестностям. Осматривается. Раз или два чуть не наступил на меня.
— Что происходит ночью?
— Кто-нибудь обязательно остается на часах: смотрит телевизор в гостиной или трется в саду.
— Телевизор?
— В щели между ставнями видно мерцание. Кстати, — добавил Келлер, — ставни закрыты все время. Постоянно.
— Свет по ночам зажигают?
— Только не внутри, — ответил Келлер. — Зато снаружи дом — что твоя рождественская ель.
Габриель нахмурился, а Келлер, подавив зевок, спросил, как там в Париже.
— Холодно.
— Вы о погоде или о встрече?
— О том и о том, — сказал Габриель. — Особенно похолодало, когда я предложил, чтобы девушку спасли французы.
— Это еще зачем?
— Точно так же отреагировал Грэм.
— Я поражен.
— Похоже, вы держите руку на пульсе, знаете о жизни на Даунинг-стрит.
Келлер пропустил замечание мимо ушей. Габриель некоторое время смотрел на трепещущее пламя свечей и только потом рассказал, чем закончилась встреча с Грэмом Сеймуром: про явку в Шербуре, команду помощи заложникам, незаметном возвращении в Англию по поддельному паспорту. Впрочем, все это было преждевременным — предстояло еще спасти Мадлен, быстро и тихо. Без перестрелок, без погони.
— Перестрелки — для ковбоев, — заметил Келлер. — А погони бывают только в кино.
— Как нам пройти мимо охраны по освещенному двору?
— Мы не пойдем через двор.
— То есть?
Келлер объяснил.
— Что, если Броссар или его человек спустятся в подвал?
— Это плохо скажется на их здоровье.
— Непоправимо плохо, — добавил Габриель и серьезно взглянул на Келлера. — Понимаете, что произойдет, когда жандармы найдут трупы на вилле? Они начнут опрашивать местное и окрестное население и вскоре составят фоторобот британского спецназовца, который вроде как погиб в Ираке. Плюс к этому сохранятся записи с камер наблюдения в гостинице.
— На такой случай и растет маккия.
— В смысле?
— Я вернусь на Корсику и залягу на дно.
— Неизвестно, сколько пройдет времени, прежде чем вы сможете вернуться к работе. Ждать придется очень долго.
— На эту жертву я готов пойти.
— За королеву и родину?
— За девушку.
Габриель молча уставился на Келлера.
— Не любите, когда причиняют боль невинным женщинам?
Келлер медленно кивнул.
— Не хотите рассказать, в чем дело?
— Вы, наверное, не поверите, — начал Келлер, — но я не в настроении пускаться в долгие воспоминания заодно с вами.
Габриель усмехнулся.
— А вы не совсем пропащий человек, Келлер.
— Да, есть надежда.
Заслышав шаги, Габриель обернулся и увидел женщину в дождевике: как и в прошлый раз, она преклонила колени перед алтарем и медленно перекрестилась на католический манер.
— Завтра срок истекает, — напомнил Габриель. — Действовать надо сегодня.
— Чем раньше, тем лучше.
— Чтобы все прошло гладко, нужно больше людей, — мрачно заметил Габриель.
— Не спорю.
— Кто знает, что пойдет не так.
— Не спорю.
— Вдруг девушка не сможет идти?
— Понесем ее, — ответил Келлер. — Мне не впервой выносить людей с поля боя.
Габриель взглянул на женщину в желто-коричневом плаще, потом на свечи.
— Как думаете, кто он?
— Кто — он? — переспросил Англичанин.
— Поль.
— Не знаю. Но если встречу — он труп.