Что ж, так даже лучше. Не разуваясь, Лис прошел в спальню, вскрыл тайник в шкафу. Там лежал «левый» ТТ 1944 года выпуска и две обоймы, снаряженные патронами из того же времени. Они сохранили безотказность и резкий бой, отличаясь выбросом желто-зеленого пламени. Впрочем, сейчас можно легко раздобыть современные «Wolf Gold» 7,62…
Сунул пистолет за пояс. Не как в дебильных фильмах: под пупком – так можно отстрелить себе яйца, а уж то, что пушка провалится в трусы через пять шагов, – это обязательно! Нет, ствол надо разместить сбоку, чтобы прижать его ремнем к бедренной кости. И то без кобуры бегать с ним не получится, зато получится быстро сбросить. Гранату положил в левый карман, и пиджак сразу перекособочился: чугунный рифленый «лимон» весит 600 грамм… Пришлось поправлять перед зеркалом. Вроде бы всё, группа прикрытия прибыла…
Некоторое время он стоял посреди спальни. Это было самое уютное и безопасное место в городе. Да что там в городе – в мире! Кровать, туалетный столик со всякими дамскими мелочами (там же, в одном из ящичков, есть отделение для разных контрацептивов), стопка глянцевых журналов на тумбочке – именно здесь, в этой спальне, среди этих вещей, прошла значительная и, наверное, лучшая часть их совместной с Ребенком жизни. Кухня, гостиная, рестораны, редкие выходы в театр и прочее – это не в счет. В спальне происходило самое главное, самое искреннее… Здесь он забывал про дела и проблемы, про оперативную обстановку и нераскрытые преступления. Здесь он не ревновал Катю, и здесь они никогда не ссорились…
Он понял, что просто тянет время. Ребенок все равно не явится в эти минуты, как по заказу, она сейчас сидит где-нибудь в «Аквариуме» или «Тадж-Махале» и будет здесь ближе к десяти, когда все закончится. Если закончится плохо, она узнает об этом завтра. Если закончится хорошо, она вообще ни о чем не узнает.
Идти никуда не хотелось. Тем более, на «стрелку» с матерым преступником, который знает о нем то, чего не должен знать никто. Преодолевая себя, Лис вышел на лестницу. На полэтажа ниже с лязгом распахнулись двери лифта. Перевесился через перила, посмотрел. Нет, конечно, не Ребенок – какой-то пожилой человек в черном халате и с ножовкой, шаркая ногами, прошел к шестой квартире напротив жилища злополучного Василия и принялся открывать дверь. Черный халат, подумал Лис – плохая примета, что ли? Или ништяк, как говорят блатные? Конечно ништяк, прорвемся!
Ярко освещенный коридор. Пахнет анашой. Обтянутая белыми штанами задница Илоны впереди, копна рыжих волос подлетает в такт шагам, сверкает, горит ярким опасным огнем. Илона бежит куда-то по коридору. Илона орет:
– Мы тебе, Катька, найдем вот такого пацана!!!
Заспанный парень в шелковых трусах вышел из туалета, испуганно жмется к стенке, бормочет:
– Я сегодня пас, девчонки…
Где-то ржет Оксана.
Та самая спальня, овальная. И розовый диван. Ребенок видела все это когда-то раньше… Скучные лица, вялый разговор. Похоже, здесь все спали, Илона разбудила их своим звонком. Ведущий новостей Степик (мучительная складка на лбу, икотка; жалкое подобие телеэкранного себя) иногда встряхивает головой, вперяет в них очумелый взгляд. Потом расслабляется. Улыбается извиняющейся улыбкой.
Голос Илоны:
– Замужем за ментом… Задолбал совсем… Молодая девка – и что? Огребла депрессняк по полной…
– Психоментоз, – вставляет кто-то.
– Ментофрения, – поправляет другой голос.
– Чего-чего?
– Ну, это такой депрессняк, который вызывают менты…
Смеются.
– Излечимо.
– Наливай, короче…
Кто-то трется рядом. Ей подносят стеклянное зеркальце с насыпанной белой дорожкой. Ребенок отшатывается, едва не опрокидывает кокс.
– Тише ты, тише…
Вскакивает. Внизу какая-то рожа сладко и похотливо улыбается. Горячая ладонь хозяйски прохаживается вверх-вниз по ее ноге.
– Мать, не надо! – предостерегающе ревет Илона.
Но уже поздно. Рука сама выстреливает – бац! Рожа с красным отпечатком на щеке становится злой, на лбу проступают гневные складки…
И сразу шум, крики, суета. И вспышка, словно взорвали петарду… Совсем рядом… А потом кто-то стучит в дверь ванной. (Ванная. Она в ванной. Шумит вода.) И Илона с ней, орет в пространство:
– Идите в жопу!!! Наркоманы долбаные!!!
И ей в ухо:
– Ну ты, мать, даешь! Интеллигентная компания, все такое… А ты руками размахиваешь! У мента своего научилась, что ли?
– Понимаешь, все это когда-то уже было, – пытается объяснить Ребенок. Хотя сама понимает с трудом. – Эта квартира, и эта рожа… И эти руки… И я точно знаю, что будет дальше…
– Серьезно?! – громко удивляется Илона. – И что же будет, мать твою за ногу?!..
Ребенок задумывается:
– Будут лезть под юбку, обещать золотые горы…
Илона цинично хохочет.
– Ну, так это же хорошо! Даже кусочек от золотой горы никому еще не помешал. И потом, сучка не захочет – кобель не вскочит…
– Знаете что, сучки и кобели? Я иду домой! А вы идите в ж…!
– Ни фига себе! Срочно выпей новопассит!
Боцман сразу собрался и приехал на место за три часа до «стрелки». Таксист, подвозивший художника, удивлялся: что можно рисовать на Кривом пустыре?
– Природу, брат, – пояснил тот. – Природу. Она всегда прекрасна, даже замусоренная.
– А-а, ты, видно, из этих, «зеленых»? Ну, в смысле, экологов?
– Вроде того, – согласился художник.
Он проводил взглядом уезжающую машину, быстро вышел на пустырь, так же быстро сориентировался, зашел в заброшенное здание, поднялся по гулким пролетам на третий этаж, который рекомендовал для снайперской позиции Литвинов. Только вместо двух позиций по углам он должен был занять одну. Прошел по длинному коридору и облюбовал разбитое окно в середине здания. Единственная подходящая площадка лежала прямо перед ним. В случае необходимости можно быстро переместиться в правое или левое крыло. Словом, это была господствующая позиция.
Боцман надел тонкие нитяные перчатки, быстро собрал свою «канарейку», осмотревшись, нашел в углу грязную солдатскую шапку и положил на подоконник для упора. Потом придвинул к окну ящик, сел и стал ждать.
В городе были пробки, и Лис долго выезжал на западную окраину. Машину он оставил там, где кончился асфальт, – при въезде на пустырь напротив левого крыла заброшенного завода пластмасс. По рекомендации Литвинова здесь, на третьем этаже, должен был заранее засесть один из двух снайперов. Может, и засел, только чужой. Он посмотрел на обшарпанное здание с мутными, местами выбитыми стеклами, но никаких признаков снайпера не увидел. Впрочем, вряд ли он станет выставлять ствол наружу или отсвечивать линзами прицела… Ни автомобиля, ни самого Севера, ни кого бы ни было еще, не видно… Странно! Они должны прибыть с бандитской помпой – три-четыре огромных черных внедорожника, свита из десяти человек, не считая затаившихся в засаде бойцов… Может, еще не доехали? Крайне маловероятно! Он глянул на часы. Без одной минуты семь, самое время. Приезжать заранее – дурной тон, опаздывать – вообще полный форшмак [21] . Они должны быть здесь!