Гордон следил за каждым ее словом, расспрашивая, разумеется, о том, что интересовало его: об отношениях между супругами и их образе жизни. Но то, что он слышал в ответ, лишь подтверждало наблюдения, сделанные им в Гарце.
– Да, – заключила Роза, – его отношение к Сесиль не заслуживает доброго слова. Бывают, правда, дни, когда он проявляет заботу и внимание, и тогда можно подумать, что он ее любит. Но что значит любовь для таких натур, как Сент-Арно? А если иметь в виду ту любовь, о которой говорим мы… Что ж, он ее любит на правах собственника, самоуверенно и своенравно. И гордится тем, что владеет красивой женщиной. В сущности, он остался старым холостяком, эгоистичным и капризным, капризнее самой Сесиль. Мы недавно говорили с бедняжкой по душам, и она сама сказала мне об этом. Он четверть часа держит меня за руку, призналась она, и рассыпается в комплиментах, а потом уходит, не попрощавшись, и на три дня забывает, что у него есть жена.
Все это и много другое не выходило у Гордона из головы, когда он снова оказался в своей квартире. И в ушах все время звучала фраза, сказанная Розой в самом начале их разговора: «Дай Бог, чтобы все обошлось».
Гордон встал вовремя и, как обычно, заказал кофе, но отодвинул в сторону газеты, которые принесла хозяйка. Несмотря на хорошее настроение, читать ему не хотелось, и он снова и снова возвращался мыслями ко вчерашнему дню. Окна были отворены, и он глядел на Тиргартен. Легкий, пронизанный утренним солнцем туман тянулся над верхушками деревьев. Осень уже наступила, а на них не было ни единого увядшего листа, потому что вчера было ветрено, и вся листва, успевшая пожелтеть и покраснеть, лежала под деревьями, образуя пестрый узор на ковре газона. Время от времени по улице медленно проезжала водовозка, и снова воцарялась тишина, такая тишина, что Гордон слышал, как лопались и выпадали из скорлупы каштаны. На него нахлынуло блаженное ощущение покоя. «Наверное, я так счастлив потому, что вернулся на родину. Где я только ни побывал, но такие моменты случаются только дома».
Когда он очнулся от своего забытья, кто-то разговаривал в коридоре.
– Господин Гордон должен расписаться.
И тут вошел почтальон с карточками, деловыми объявлениями и заказным письмом, за которое требовалось расписаться. Это было долгожданное письмо от сестры Клотильды.
– Ну, наконец-то.
Гордон пересел ближе к окну, в кресло-качалку, чтобы прочесть письмо con amore [150] .
«Дорогой мой Роби. Твое второе письмо, в котором ты упрекаешь меня за молчание, я получила одновременно с первым. Оба письма я нашла позавчера вечером, вернувшись в мой родной Лигниц из долгого путешествия. Твое письмо из Тале было послано вслед за мной в Иоганнесбад, но там оно меня не застало и отправилось дальше в Партенкирхен. Туда оно прибыло раньше нас (мы – это Крамсты и я), и почта вернула его обратно в Лигниц. И там оно пролежало два месяца. Так что, как видишь, я перед тобой не виновата.
Со времени твоего отъезда произошло море событий: младшая из сестер Крамста обручилась с одним офицером, Елена Роткирх стала придворной дамой принцессы Александрины, а старый Зедлиц снова женился. Из путешествия я привезла сотню новых знакомств и впечатлений. Не стану утомлять тебя подробными описаниями Берхтесгадена [151] и Вацмана, во-первых, потому что для тебя восемь тысяч футов – не так уж много значат, а во-вторых, потому что юные кавалеры, наводящие справки о прелестных дамах, предпочитают слушать о прелестных дамах, а не о Вацмане [152] ».
Гордон рассмеялся. «Клотильда в своем репертуаре, – подумал он. – И как же она права».
«Итак, супруги Сент-Арно. Здесь они хорошо известны. По крайней мере, известны события, о которых в свое время много говорили. Не то чтобы мои сведения могли тебя утешить, но в общем и целом ничего такого уж дурного.
Сент-Арно служил в гвардии в чине подполковника, был на прекрасном счету и не был женат, что всегда говорит в пользу офицера. От него многого ждали. Четыре года назад в Верхней Силезии он получил повышение и стал командиром полка. Название гарнизона я забыла; впрочем, это не имеет никакого значения для дальнейшей истории. Он снимал квартиру в доме овдовевшей госпожи фон Заха, точнее, Воронеш фон Заха, в одном имени коей, как ты уже понял, слышится гармоническое созвучие целого славянского мира. Госпожа фон Заха была когда-то знаменитой красавицей, ее дочь Сесиль слыла красавицей. Во всяком случае, полковник находил ее таковой и обручился с ней. Может быть, просто потому, что смертельно скучал в той дыре, где стоял его полк. Через три дня после помолвки он получил письмо, в котором подполковник фон Дзялинский, старейший штабной офицер, от имени офицерского состава сообщал, что помолвку следует расторгнуть. Произошла сцена, окончившаяся дуэлью. Дзялинский получил пулю в грудь и умер через сутки. Военный суд приговорил Сент-Арно к девяти месяцам заключения в крепости. Столь гуманный приговор объяснялся тем, что Сент-Арно прежде пользовался всеобщей симпатией, а также тем, что на дуэль его спровоцировали. Спровоцировали, хотя поведение Дзялинского и всего офицерского состава имело, вероятно, свое оправдание».
Гордон отложил письмо. «Имело, вероятно, свое оправдание, – повторил он. – Почему? В чем? Но к чему я спрашиваю? Клотильда сама все объяснит».
И он продолжил чтение.
«И здесь, мой дорогой Роберт, господин фон Сент-Арно уходит на второй план, а на первый план выдвигается госпожа фон Сент-Арно. По какой причине офицерам пришлось выступить единым фронтом против своего полковника? Сесиль была дамой сомнительной, или, если выражаться более мягко и осмотрительно, своеобразной репутации. Ей не было и семнадцати, когда ее увидел старый князь фон Вельфен-Эхинген, и вскоре после этого, а именно после успешных переговоров с госпожой фон Заха, пригласил на роль чтицы к своей супруге, княгине. Княгине было не привыкать к подобным „назначениям“, и она не возражала. Так Сесиль попала в замок Кирилленорт, прижилась там, сопровождала княжескую чету в поездках, посетила с ними Швейцарию и Италию, читала им вслух за чайным столом (но редко) и осталась в замке после смерти старой княгини. Спустя некоторое время старый князь также покинул сей бренный мир, завещав красивой чайной девушке поместье в Верхней Силезии и одновременно предоставив ей на выбор: либо еще год проживать в замке Кирилленорт, либо уехать. Прелестная барышня не собиралась целый год „вдоветь“ и вообще подвергать себя каким-либо лишениям, но когда принц Бернхард, племянник и одновременно наследник покойного князя, со своей стороны выразил желание, „чтобы она не покидала замок“, она уступила его желанию и осталась. Принц Бернхард наведывался в замок, сначала время от времени, потом все чаще и чаще, а когда истек „вдовий год“, переехал из своего замка Борегар, где обитал до сих пор, в родовое гнездо. В остальном все шло по-старому, ничего не изменилось, поездки и путешествия продолжались, разве что стали более дальними, вплоть до Алжира и Мадейры. Увы, если старый князь был стар, то молодой был болен и через год умер. Все ожидали, что теперь прекрасная Сесиль, которая протежировала камергеру фон Шлукману (после кончины старого князя он в качестве гофмейстера поступил на службу к молодому), отдаст ему свою руку, то есть вступит в законный брак. Однако этого не произошло по причинам, о которых можно только гадать, и красавица (как и намеревалась после смерти старого князя) вернулась назад, к матери и сестрам, встретившим ее с ликованием. Они сняли сравнительно роскошную квартиру, и там-то два года спустя с ней познакомился Сент-Арно. В то время Сесиль была еще католичкой, вела тихий и уединенный образ жизни. Говорят, теперь она перешла в протестантство, и называют в этой связи одного из ваших обожаемых придворных проповедников.