Не хватало только таксисов. Вообще никаких машин тут не было.
На Степана не обращали внимание, и это его устраивало. Новая его одежда выглядела вполне обыкновенно. Он задержался возле фонтана, где плескалась крикливая чумазая ребятня. С грустью вздохнул – сам бы сейчас так окунулся. После путешествия Степан чувствовал себя, мягко говоря, несвежим.
Он прошелся вдоль торговых рядов, пытаясь успокоиться и сориентироваться. Непривычное после снегов и пустынь многолюдье кружило голову. Поначалу тайком поглядывал на людей, но ничего особенного не замечал. Люди как люди – разного возраста, разных народов, в разных одеждах… При небольшом напряжении фантазии можно было почувствовать себя на обыкновенном восточном базарчике. Да и не только восточном.
Степан достал из нагрудного кошелька уцелевший лист с записями брата, чтобы освежить в памяти инструкции. Сейчас следовало найти на вокзале некоего торговца, Хозо. И вроде как его тут все должны знать.
Остановившись возле лотка с какими-то корешками, семечками и орешками, он кивнул продавцу – дочерна загорелому усатому мужику с обнаженным торсом.
– Хозо! – сказал Степан. – Я ищу Хозо. Знаете такого?
– Хозо! Хозо-о! – Торговец всплеснул руками и вдруг заговорил быстро-быстро, тыкая в Степана пальцем. Тот ни слова не понял.
– Простите, я не понимаю. Просто покажите, где Хозо. – Степан для верности повертел головой, давая понять, что ищет Хозо.
И снова торговец осыпал его потоком неразборчивых слов.
– Я не понимаю, – развел руками Степан.
– Чего ты не понимаешь? – раздался незнакомый голос справа.
Степан повернулся и удивленно заморгал. Рядом с ним стоял коротко стриженный здоровячок в цветастой рубахе, в шортах, с самой обычной барсеткой под мышкой. Словно только что переместился с какого-нибудь краснодарского пляжа.
– Он просит, чтобы ты продал ему ботинки и теплую одежду. – Здоровяк покосился на рюкзак Степана. – Говорит, здесь она тебе не понадобится.
– Продал одежду? – Степан растерялся.
– Ну, или сменял на что-нибудь. – Незнакомец вытер пот с шеи, и Степан заметил странную татуировку на его запястье – кружок с вписанной в него спиралью.
– Я бы не отказался от еды, – признался Степан. – Только от нормальной, а не этой… – Он покосился на прилавок.
– А-а, понимаю, – почему-то усмехнулся здоровяк. – Только нормальная – дорого. Проще к местной привыкать.
– Пока не привык, – вздохнул Степан.
– Ну, дело твое… – Незнакомец подмигнул торговцу и тихо произнес несколько непонятных слов. Тот щелкнул пальцами и мигом куда-то испарился.
Вернулся быстро. Радостно таращась на Степана, он сунул ему запаянный пакет из плотного зеленого пластика с большой ручкой.
«Индивидуальный рацион питания» – прочитал Степан на этикетке.
Да это же армейский сухпай! Консервы, хлебцы, чай, джем – настоящие деликатесы в его печальном положении.
Пакет был чем-то испачкан – то ли воском, то ли каким-то густым маслом.
– Аманут! – посерьезнел торговец и протянул руку.
Степан вздохнул и передал ему сверток с дорогущими кожаными ботинками и тулупом. «Нормальная еда» обошлась воистину дорого – в пересчете на московские цены. Но сейчас это не очень расстраивало.
– Хозо, – напомнил Степан.
– Хозо! – Торговец перегнулся через прилавок и махнул рукой, указывая направление. – Гыз-гыз! Аманут!
Здоровяк с барсеткой уже куда-то пропал, хотя Степан не прочь был с ним поговорить и порасспросить.
Он двинулся через гомонящую толпу. Несколько раз с ним пытались заговорить, семенили вслед – то ли что-то просили, то ли, наоборот, предлагали. Степан всех игнорировал.
Было очень много больных и покалеченных. Под ногами сновали на тележках безногие, дергая за полы, а из толпы вдруг выскакивал кто-то с жутким изувеченным лицом, хныкая и протягивая молящую ладонь…
Завидев издалека двух вооруженных мужчин в камуфляже, Степан опустил голову и посторонился. Но те его не заметили. Просто прошли мимо, оживленно болтая.
– Грошей проситимуть – не давай. Батона ковбаси якраз вистачить на двох дівчат, по дві години на брата.
– Каких еще грошей! Гроши самому пригодятся, – успел расслышать Степан.
Лавочку Хозо удалось найти не столько по направлению, сколько по отвратительному рыбному запаху. Вернее, это была не лавочка, а довольно крупный амбар, окруженный забором и небольшими постройками.
Степан вошел внутрь, увидел посыпанный чистыми опилками пол и длинные столы вдоль стен. За столами сидели работники, в основном – мальчишки. Ловко орудуя жестяными совками, они рассыпали рыбную муку из больших мешков в маленькие.
– Хозо, – сказал Степан, обратившись к ближнему мальчишке.
– Аманут, – махнул тот рукой, не обернувшись.
Степан прошел в глубь амбара. От рыбного запаха уже першило в горле. Степан был бы не прочь поесть, но местные ароматы аппетита не возбуждали.
В огороженном плетеными стенами кабинете он увидел немолодого человека в долгополой белой рубахе, с ободком на длинных седоватых волосах. Он заполнял какие-то листы, крутя ручку архаичного арифмометра.
– Хозо? – вежливо поинтересовался Степан.
– Има-има, – кивнул Хозо, не отрываясь от дела. Наконец отодвинул бумаги, поднял глаза.
– Гером сандрас? – удивленно проговорил он.
– Я Степан… вас не предупредили?
Торговец вдруг схватился за щеки.
– Цепан! Има Цепан! – Вдруг он закатил глаза и старательно произнес: – Дорбо пожаволать Цепан! Ка-ак дела-дела? Аманут?
– Аманут… – Степан невольно усмехнулся.
– Цо! – Хозяин вскинул руку, недвусмысленно предлагая Степану подождать, а сам выглянул из своего загончика и крикнул кому-то: – Кребе! Кребе сандрас! Аманут!
Прибежал носатый мальчишка, весь седой от рыбной муки. Хозо принялся что-то негромко втолковывать ему прямо в ухо, Степан не разбирал ни слова. Мальчишка кивал.
– Аманут! – подвел итог торговец и без лишних церемоний принялся подталкивать Степана к выходу.
Тот пошел за мальчишкой, и вскоре оба вышли на широкий, здорово захламленный хоздвор.
– Цо! – крикнул мальчишка и куда-то ушмыгнул.
Степан остался стоять на куче перегнивших опилок и вдыхать не слишком вдохновляющие запахи, букет которых менялся с каждым дуновением слабенького ветерка.
Мальчишка скоро вернулся, он вел ослика, запряженного в телегу.
– Аманут! – Он кивнул на мешковину, покрывающую телегу.
– Аманут так аманут… – вздохнул Степан и принялся устраиваться.