Но с годами Умбар начал все больше и больше ценить этот портрет. Он вдруг понял, что этот меланхоличный, морщинистый, седеющий человек – это тот, кем он хочет стать.
Молодость, красота, сила… Все это проходит, и быстрее, чем хочется. А что останется после тебя? «Человек должен сделать в жизни три вещи – родить не менее трех детей, посадить фруктовый сад и открыть собственное дело»? Наставление для сброда, которое иначе вообще не знало бы, чем себя занять! Заработать кучу денег? Хорошо, но если денег и так хватает? И все равно их не унесешь с собой на тот свет… Стать великим писателем, поэтом, художником, ученым? Здорово, но не всем дано.
И вот однажды, с год назад, стоя с бокалом (не первым) вина и глядя в добрые и мудрые глаза старика на портрете, Дориан вдруг понял. Надо стать правителем. Вождем. Собирателем земель. Героем – как отец.
Тем, кто начнет восстанавливать из руин бывшую великую страну – и начнет именно здесь, в Хеленгаре. Что им мешает достичь такого развития промышленности, как в Клондале? Такого прогресса науки, как в Лорее? Такой концентрации денежных потоков, как в Цаде?
Да вот это и мешает – отсутствие денег. Нет в Хеленгаре чего-то уникального, особенного, в чем нуждались бы остальные территории. А ведь когда-то это был развитый, богатейший край страны… Что осталось? Руины. Одни руины…
Газированное вино ли было тому причиной, или дрогнувшее пламя свечей, или талант живописца – но Дориану вдруг показалось, что мудрый старик на портрете подмигнул ему и на миг искривил губы в улыбке.
Руины?
Настоящий мудрец не грустит о том, чего не имеет, а пользуется тем, что есть.
О руинах даже вспоминать не принято. Чего уж там – следы былого величия, место упокоения десятков миллионов душ, дикое, неплодородное, никому, кроме дикарей, не нужное…
Но дикари-кечвеги научились извлекать пользу даже из руин.
Металл – вот чем владеет Хеленгар. Металл, скрытый в мертвых руинах. Никакие шахты, никакие рудники не сравнятся с тем металлом – превосходным, чистым, дешевым, что оставили в наследство непутевые предки.
Конечно, запасы не вечны. Если начать их эксплуатировать по-настоящему, то хватит лет на пять, на десять. Да ведь и себе надо кое-что оставить!
Но и того, что за эти десять лет удастся переплавить и продать, – хватит за глаза. Конечно, если распорядиться деньгами с умом. Поднять армию. Построить промышленность. Кинуть немного высоколобым умникам – пусть изобретают, главное – чтобы изобретения годились в дело.
Дориан не сразу решил, что делать с кечвегами. Даже попытался представить на своем месте отца. Тот, без сомнения, начал бы переговоры. Стал бы дружить с вождями, одаривать подарками, сулить золотые горы. И, в общем, не сильно бы наврал. Лет за пять – десять кечвегов удалось бы сделать частью великого Хеленгара…
Но есть ли эти пять – десять лет?
Отпустила ли их Хеленгару история? Ведь все территории Центрума – Дориан был уверен – сейчас ищут пути к возвышению…
Кечвегов придется уничтожить.
А на их место нанять нищих батраков из Оннели, погнать на руины собственную бедноту… Конечно, выработка упадет. Дориан не лгал самому себе и знал, что кечвеги – прирожденные металлурги. Но количество позволит компенсировать качество – и с лихвой.
С тех пор Дориан стал часто разговаривать с портретом. Молча, конечно. Он же не псих!
Он и не открывая рта может рассказать свои планы мудрому старому Дориану Умбару – и услышать его совет.
…Кивнув портрету, геральд-министр развернулся и вышел из своего походного кабинета. Девушка-секретарь за печатающей машинкой невозмутимо смотрела перед собой. Она дорожила своей работой, дорожила тем, что геральд-министр не требовал от нее неприличных услуг, – и не собиралась размышлять о том, что Умбар часами простаивает перед портретом жутковатого старика с кровожадной ухмылкой на властолюбивом лице.
* * *
…В казарме пахло кислой капустой. Конечно, запах был не еды, а потных и давно не мытых тел. Что ж, к запаху грязи на войне привыкаешь быстро и перестаешь его замечать.
К сожалению, гвардейцы славились своей щеголеватостью и аккуратностью. Походные бани не справлялись – их просто нечем было топить, мыться холодной водой гвардейцам тоже быстро приелось. Но у каждого гвардейца в вещмешке валялся флакон-другой одеколона – хеленгарская парфюмерия славилась по всему Центруму. Обычно гвардейцы прихорашивались, отправляясь в увольнительную, на танцы.
Теперь они стали поливать себя одеколоном в казармах. По поводу и без.
В запах немытых тел влились мощные экзотические ароматы – цитрусов и свежих огурцов, плодов жи-тао и настоящей амбры, вытяжки из половых желез мартышей (вообще-то совершенно незаконной вещи, но все считали ее мощным афродизиаком) и – хит сезона – «бензиновой радуги». Этот запах составили совсем недавно, был он натуральным, но пах точь-в-точь как бензин.
В казармах стало практически невозможно находиться. Причем каждый гвардеец уверял, что его одеколон ничем не воняет, а вот товарищи льют на себя какую-то дрянь.
К счастью, почти одновременно с модой на одеколоны в казармы пришел насморк – и про запахи все забыли. Зато принялись лечиться самым популярным мужским способом – горячим вином с пряностями, ромом с молоком и джином с перцем. Как ни удивительно, но при нехватке мыла и еды все эти напитки были в наличии.
Помощник командующего Руди Карг вином не злоупотреблял. Одеколоном тоже. По утрам мылся холодной водой. Руди не нравилось то состояние, в которое опускались его бойцы. Еще меньше ему нравилось поведение геральд-министра.
Но пять поколений военных стояли за спиной Руди Карга. Дед и отец верой и правдой служили роду Умбар. И никто из них никогда не предавал командующего.
Руди не собирался стать первым.
Однако при появлении Дориана какое-то глухое раздражение охватило Карга. Ну зачем он приперся в казармы – то ли пьяный, то ли полусонный… загнавший лучшие части в глушь и будто игнорирующий происходящее.
Давя это чувство, Руди подчеркнуто четко отдал честь и рявкнул на всю казарму:
– Внимание, командующий! Построиться!
Знакомый и властный голос оказал на гвардейцев действие, подобное ушату холодной воды. Валяющиеся на койках, лениво дующиеся в карты или травящие какие-то истории гвардейцы выстроились на плацу, на ходу оправляя форму, подтягиваясь, приобретая более-менее положенный вид. Хорошо, что уже вечерело – сумерки скрывали грязноватую форму и опухшие, плохо выбритые лица.
Умбар молча прошел вдоль строя.
«Сейчас ляпнет какую-нибудь глупость, – с тоской подумал Руди. – “Здорово, орлы!” Или еще что-то идиотское…»
– Тяжело, парни? – спросил вдруг негромко Умбар.
Гвардейцы молчали. Слегка растерянно.
– Тяжело… – будто самому себе сказал Умбар. – Понимаю. Нет настоящего врага, нет настоящей драки… И цель непонятна…