– Дядя, я умираю с голоду. Не могли бы мы вернуться к этому позже? – взмолилась Эви.
Уилл посмотрел на часы, затем на стремительно темнеющее небо. Он изумился.
– Ой. Но это не удивительно. Почему бы вам с Джерихо не спуститься вниз и нормально поужинать? А я перехвачу здесь сандвич.
– Я тоже, – сказал Джерихо.
– Тогда я останусь совсем одна, – заканючила Эви. – Джерихо, нам обоим не помешает выбраться отсюда ненадолго.
– Она совершенно права, – поддержал Уилл. – Прогуляйся хоть немного.
Джерихо неуверенно закрыл свои книги и записи и пошел за Эви к лифту. Она остановила лифт на шестом этаже и открыла дверцу.
– Почему мы остановились?
– Меня только что осенило, что Мэйбел, должно быть, тоже голодна! Ее родители сегодня в бегах, и бедняжка тоскует одна.
– Она уже наверняка поужинала.
– Нет! Я знаю свою Мэйбел. Она у меня ночная сова. Допоздна не ест, прямо как парижанка! Я всего на минутку.
Эви постучала своим особым стуком, дверь распахнулась и показалась Мэйбел в халате.
– Надеюсь, что ты привела мужчину моей мечты… ой.
Эви откашлялась.
– Добрый вечер, Мэйбел. Мы с Джерихо собирались поужинать внизу, может быть, ты захочешь составить нам компанию? – Эви выразительно посмотрела в сторону Джерихо, стоявшего рядом.
– Ой. Ой! – Мэйбел с ужасом оглядела свой домашний халат. – Я только оденусь!
– Привет, Эви! – крикнул из кухни отец Мэйбел, мистер Роуз, деловито отстукивавший очередную статью на печатной машинке. Эви помахала ему рукой.
Джерихо сердито сверкнул глазами.
– Ты же сказала, что они в бегах.
– Разве? Наверное, я что-то перепутала. Голова моя садовая! Мэбси, милочка, поторопись, пожалуйста!
Спустя несколько минут они втроем сидели в холле Беннингтона под вечно мигающей люстрой – вероятно, из-за каких-то проблем в проводке. Эви в подробностях рассказала Мэйбел о ходе расследования и об открытиях, сделанных благодаря мистеру Поблоски.
– Выходит, что этот тип осуществляет дикий древний ритуал из давно исчезнувшего культа. Просто кошмар. Какой же он монстр!
– Вот что происходит, если общество не заботится о детях и молодых людях! – сказала Мэйбел, поигрывая столовыми приборами. – Они вырастают в монстров!
– Какая любопытная теория! Мэйбел, ты такая умница, – сказала Эви. – Разве она не умница, Джерихо?
Джерихо даже не поднял взгляда от своего жареного цыпленка и пельмешек. Мэйбел через стол беззвучно сказала ей: «Что ты творишь?»
«Операция “Джерихо”», – в том же духе ответила ей Эви.
– А откуда ты знаешь, что дело именно в этом? – с нажимом спросил Джерихо.
– Что ты имеешь в виду? – удивилась Мэйбел.
– Почему ты говоришь, что именно общество воспитывает монстров?
– Ну, моя мама говорила, что…
– Я ведь не спрашивал о том, что говорит твоя мама, – перебил ее Джерихо. – Стоит раскрыть любую газету, и легко можно узнать, что говорит твоя мама. Я спросил твое мнение.
Мэйбел принялась помешивать лапшу в своей тарелке. Она ела всего час назад и не успела проголодаться.
– Я была с родителями в бедных кварталах и своими глазами видела, до чего людей доводят нищета и лишения.
– А что ты в таком случае скажешь о бедняке, который вырос и стал великим человеком?
– Всегда существуют исключения из правил.
– А что, если это все заблуждения? Что, если настоящее первородное зло существует? Существовало и будет существовать, как и вечная борьба между добром и злом?
– Ты имеешь в виду бога и дьявола? – Мэйбел покачала головой. – В это я не верю. Я – атеист. Религия – опиум для народа.
– Карл Маркс, – сказал Джерихо. – Опять чужие мысли. Ты веришь в них искренне или просто потому, что ничего другого не слышала?
– Верю, – ответила Мэйбел. – Зло – это совершенно человеческое изобретение. Проблема выбора.
– Джерихо верит в то, что мы обречены бесконечно повторять наше существование. – Эви сказала, выразительно подвигав бровями, чтобы показать свое отношение к этой теории. – Ницше.
– Похоже, не я одна повторяю чужие слова и мысли, – хмыкнула Мэйбел.
Эви замаскировала свой смех кашлем. Посмотрев на Мэйбел, она постучала себя по кончику носа: это был их условный знак.
– О боже! – с наигранной тревогой сказала Эви. – Кажется, я потеряла свой браслет.
– Ничего ты не теряла! – выпалила Мэйбел. Она попыталась пнуть Эви под столом, но по ошибке попала по Джерихо.
– Ай! – сказал он и сердито посмотрел на нее.
– Извини. – Мэйбел в ужасе вытаращила глаза. Она посмотрела на Эви, в ее глазах читалась просьба спасти ситуацию.
– Хотите знать мое мнение обо всем этом деле? Думаю, нам нужно съесть пирога, – объявила Эви и подозвала официанта.
За столом воцарилось напряженное молчание, прерываемое только звуками поглощения пищи. Эви пыталась разболтать Мэйбел, но получалось очень натянуто и принужденно. В итоге на лифте они поднимались уже в полном отчуждении, и каждый следил за стрелкой, считая этажи и надеясь поскорее выбраться оттуда.
Мэйбел вылетела из лифта как ошпаренная, когда на ее этаже открылась дверца.
– Спокойной ночи, – выпалила она, не оборачиваясь, и Эви поняла, что позже услышит все, что Мэйбел о ней думает. Первая фаза операции «Джерихо» была успешно провалена.
Приехав на свой этаж, они увидели записку на двери: «Пошел повидаться с Маллоем. У.Ф.». Это, без сомнения, был дядя Уилл – судя по лаконичности и инициалам. Смяв записку, Эви злобно хлопнула дверью и обожгла взглядом Джерихо, как ни в чем не бывало расположившегося в кресле Уилла с книгой.
Усевшись на диван, она смотрела на него в упор.
– Не обязательно было вести себя так грубо, знаешь ли.
– Я вообще не понимаю, о чем ты сейчас говоришь, – пробубнил он, не поднимая взгляда от книги.
– С Мэйбел! Ты хотя бы мог изобразить вежливость.
– Мне неинтересно ничего изображать. Это все ложь. Ницше говорит…
– Не надо впутывать сюда Ницше. Он умер, а грубость часто бывает причиной внезапной и скорой смерти, – прорычала Эви. – А Мэйбел, кстати, очень умна. Может быть, даже поумнее тебя!
Джерихо соизволил оторваться от своей книжки.
– Родители прижали ее к ногтю. Она даже думает так, как ей велят. Ее слова о обществе, формирующем из детей монстров, – перепевка слов ее матери.
– Так ты, оказывается, слушал!
– Ей нужно развивать собственную точку зрения. Научиться думать за себя, а не просто повторять чужие слова, как попугай.