Генри выстучал затейливый ритм – бум-бада-бум, и спустя мгновение дверь со скрипом открылась. Мужчина в белоснежном фраке и бабочке приветливо им улыбнулся:
– Добрый вечер, ребята. Это закрытая вечеринка.
– А мы – из свиты султана Сиама, – ответил Генри.
– Какой цветок султан любит больше всех?
– Эдельвейс, конечно.
Спустя еще мгновение дверь распахнулась настежь.
– Сюда, пожалуйста.
Мужчина в смокинге провел их через шумную кухню и по спиральной лестнице, ведущей в подземный туннель.
– Проход в соседнее здание, – шепнул Генри девочкам. – Если на клуб объявят полицейский рейд, то все спиртное безопасно вынесут по этому туннелю.
Проводник открыл им еще одну дверь и пригласил в зал, украшенный в стиле султанского дворца. В золоченых горшках топорщились гигантские папоротники. Потолок был красиво задрапирован шелком цвета шампанского, а стены сверкали ярко-малиновым. Столики покрывали белые дамастовые скатерти, поверх них были расставлены янтарные фонарики. На сцене оркестр исполнял зажигательный джазовый номер, под который на танцполе лихо отплясывали флэпперы, и кто-то кричал «Давай-давай!» и «Зажигай!». Богатые папики с коктейлями в руках расхаживали от стола к столу, подзывая разносчиц сигарет, наперебой предлагающих «Лаки Страйк», «Кэмел», «Честерфилд» и другие популярные марки. Огромный плакат на стене обещал грандиозную вечеринку в честь Соломоновой Кометы, и Эви попыталась отогнать от себя мысли о ужасном маньяке, который дожидается ее появления едва ли не больше остальных.
– Это просто потрясно, – промолвила Эви, с восторгом оглядывая зал. Именно об этом она и мечтала. Нигде, кроме Манхэттена, таких клубов не существовало. – И оркестр замечательный.
Генри кивнул:
– Они – лучшие. Как-то раз я слушал их выступление в «Коттон клабе». Но мне не нравится туда ходить, там придерживаются «цветного барьера».
Увидев растерянное выражение лица Эви, он пояснил:
– В «Коттон клабе» черный оркестр играет для белых, и всем это нравится. Но музыканты не могут сесть за стол наравне с посетителями и заказать выпивку. Здесь всем заправляет папа Чарльз. Он обслуживает всех одинаково.
За угловым столиком оживленно болтали белая девушка и молодой парень-афроамериканец. В Огайо подобное было невозможно. Эви призадумалась, как бы на это отреагировали ее родители. Наверняка не сказали бы ничего хорошего.
Тета пихнула Генри локтем.
– Смотри, там Джимми Ди Энджело. Попробуй уболтать его и сесть рядом.
Генри откланялся и поспешил к столу у самой сцены, где щеголеватый мужчина в монокле и цилиндре вальяжно курил сигару. На его плече скучал огромный зеленый попугай.
– Генри – талантище, но Фло – мистер Зигфелд – ничего в этом не понимает, – сказала Тета. – Генри уже продал несколько песен на «улицу жестяных сковородок» и получил достаточно денег, чтобы безбедно существовать, но только и всего. Всем нравятся забавные песенки, но его действительно серьезные вещи никого не цепляют. Бедный мальчик.
– Я бы с удовольствием их послушала, – сказала Мэйбел.
– Надеюсь, тебе повезет. Парню просто нужно немного удачи. – Тета поправила шаль на плече. – Шоу начинается, крошки. Осмотритесь вокруг так, будто вас привели на помойку. И следуйте за мной.
Тета поплыла мимо столов, не удостаивая взглядом никого из окружающих. Головы поворачивались в сторону девушек, пока они шагали вслед за хостесс. Они были царицами вечера, Клеопатрами танцпола и притягивали к себе восхищенные взгляды. Несколько человек узнали «Тету из Фоллиз».
– Наверное, это непередаваемое удовольствие – знать, что ты знаменита, – сказала Эви.
Тета равнодушно пожала плечами:
– Они думают, что знают меня, но ошибаются.
Хостесс подвела их к угловому столику и раздала меню, напечатанное на мелованной кремовой бумаге. Мэйбел вытаращила глаза:
– Поверить не могу, что это цены, а не номера телефонов!
– Придется поверить, – ответила Тета. – И выбирай тщательнее, потому что тебе придется ходить с этим коктейлем весь вечер.
– Мама сошла бы с ума, если бы увидела эти цены, – виновато сказала Мэйбел.
– Именно поэтому она не с нами, – успокоила ее Тета.
– Благодарю бога за это, – вздохнула Эви.
Рядом с ними показался официант с бутылью шампанского и серебряным ведерком льда.
– Прости, приятель! Мы не заказывали пузырьки, – сказала Тета.
– Это для леди от восхищенного джентльмена, – ответил официант.
– От какого именно? – Эви по-птичьи вытянула шею.
– Мистера Самсона за пятнадцатым столом, – сказал официант, вежливо кивнув в сторону джентльмена.
– О Боже мой, – разочарованно выдохнула Тета.
– В чем дело? – Эви плохо видела в полумраке.
– Видишь того типа напротив? Только откровенно не пялься.
Девочки принялись разглядывать его поверх меню. Через четыре стола от них сидел полный мужчина с чрезмерно пышными усами, окутанный почти ощутимым облаком довольства и огромного капитала с Уолл-стрит.
– Это тот, похожий на моржа, сбежавшего из зоопарка? – уточнила Эви.
– Именно. Он один из тех чурбанов, что хотят быть вечно молодыми. В Бедфорде его наверняка ждут жена и трое детей, а он пришел сюда веселиться с такими, как мы. О, девочки, смотрит прямо на нас. Улыбаемся и машем.
Эви сверкнула зубами, и мужчина поднял свой бокал. Девушки подняли свои бокалы в ответ. Он послал им воздушный поцелуй и показал на свободные места за столом, приглашая присоединиться.
– Настало время настоящего шоу! – объявила Тета, залпом осушила бокал и выдала отрыжку такой титанической силы, что звук раздался на весь зал. С соседних столиков на них принялись недовольно смотреть. – Ничто не приводит внутренности девушки в порядок лучше, чем бокальчик хорошего шампанского! – громко сказала она и похлопала себя по животу.
Бокал мужчины так и остался в воздухе. Он тут же сделал вид, что смотрит в другую сторону.
– Он просто в шоке! – довольно хихикая, заметила Эви.
– Теперь ему придется ехать в Бедфорд к жене, а мы спокойно насладимся веселыми пузырьками!
– Где ты научилась таким фокусам?
– В суровой школе жизни, – уклончиво ответила Тета. Они чокнулись и принялись пить шампанское маленькими глотками.
Мэйбел подозвала официанта.
– Можно мне ягодно-джиновый физ [49] , но без джина?
– А в чем смысл, мисс? – удивился официант.
– В завтрашнем утре без головной боли.