— Потому что они не банда, только и всего, — сказал я. — Отлично, Фиц. Пошли.
— Спасибо, — поблагодарил Фиц Ника.
— Скажи спасибо Дрездену. Другому бы я и этого не сказал.
— Обязательно передам. — Секунду-другую Фиц внимательно смотрел на Ника. — А чего это вы здесь делаете?
— Как частный коп? — усмехнулся Ник. — Ну, копаю кой-какие дела, чтобы топка не погасла... разводы и все такое. Но по большей части ищу пропавших детей.
— Давно этим занимаетесь?
— Тридцать лет.
— И нашли кого?
— А как же.
— Живыми и здоровыми?
Довольно долго Ник пристально смотрел на Фица. Потом ткнул пальцем себе за спину, на стену с фотографиями.
— Семерых? — спросил Фиц.
— Семерых, — подтвердил Ник.
— За тридцать лет? Вы живете вот так, и... семерых? Всего семерых?
Ник откинулся на спинку стула и чуть улыбнулся Фицу:
— Не так уж и мало.
— Да он совсем из ума выжил, — заявил Фиц, когда мы оказались на улице.
— Угу, — согласился я. — А еще он помогает людям.
Фиц насупился и ускорил шаг, чтобы быстрее оказаться за пределами владений Повелителей. Несколько кварталов он молчал, явно погруженный в свои мысли. Наконец он поднял взгляд.
— Вы еще здесь?
— Угу.
— Ладно. Я вам помог? Давайте платите.
— Хорошо, — согласился я. — На следующем перекрестке сверни направо.
— Зачем?
— Чтобы я смог познакомить тебя с тем, кто может помочь.
Фиц возмущенно шмыгнул носом.
— Вы ведь не из тех, кто любит просто, прямо отвечать на вопрос, нет?
— Не то что люблю. Просто у меня так лучше получается.
Фиц фыркнул.
— А этот, к кому мы идем? Он тоже не дурак выпить?
— Нет. Этот трезв как священник.
— Ну хоть так, — вздохнул Фиц и зашагал дальше.
— Да вы шутите, — сказал Фиц.
Мы стояли перед церковью Святой Марии и Ангелов. Хотя называть это здание церковью — все равно что обозвать озеро Мичиган прудиком. Она огромна, занимает целый городской квартал и является одним из архитектурных символов Чикаго. Классная постройка, красивая как снаружи, так и внутри. А еще церковь Святой Марии часто служит убежищем для тех, кто сталкивается с такими проблемами, как у Фица.
Сам же мальчишка к этому времени имел довольно неважный вид. Мы одолели за вечер изрядное расстояние, и хотя мороз вроде немного поубавился, воздух все равно оставался холодным, так что даже несколько слоев одежды с чужого плеча не слишком-то защищали от него Фица. Уличной детворе вообще плохо приходится зимой — очень уж их недокормленные тела быстро теряют тепло. Конечно, отчасти с этим помогала бороться закалка, но Фиц здорово устал, а еще я вспомнил, что он, возможно, не ел с нашей прошлой встречи минувшим утром.
Он стоял, крепко обхватив себя руками, дрожа, но все же пытаясь делать вид, что все в порядке. Зубы у него, правда, все равно стучали, как кастаньеты.
— Тут живет один мой знакомый, — сказал я. — Зайди с черного входа и стучи, пока тебе не откроют. Спроси отца Фортхилла.
Фиц скептически скривился.
— И что он для меня сделает?
— Для начала даст тебе теплое одеяло и горячей еды. Послушай, парень, я предлагаю здесь тебе самое лучшее. Фортхилл — порядочный человек. Потому он так и поступит.
Фиц скрежетнул зубами:
— Это не поможет мне вернуть пушки. Без них я не смогу вернуться, А если не смогу вернуться — не смогу вытащить моих корешей.
— Зайди, не бойся, — уговаривал я его. — Переговори с Фортхиллом. Перекуси. Если решишь, что тебе нужно вернуться и попытаться откопать свои железяки, у тебя еще полно времени до рассвета.
Фиц упрямо выставил вперед подбородок.
— Выбирай сам, парень, — сказал я. — Но разгуливать по такому морозу на пустой желудок вредно для здоровья. Сколько там у тебя пушек, семь? И большая часть — автоматы? Это будет фунтов сорок. А с рожками и всем прочим, считай, пятьдесят. Как думаешь, тебе удастся раскопать прихваченный морозом сугроб, достать оружие, погрузить его в сумку, а потом переть на себе почти час — в самое холодное время суток? Впроголодь? И чтобы тебе при этом не встретилось ни одного копа, которому обязательно захочется знать, что это парень твоего возраста делает поздней ночью, да еще с такой тяжелой сумкой?
Фиц сморщил нос.
— Ну хоть сандвич чертов съешь на дорогу.
В животе у Фица громко забурчало, и он вздохнул:
— Угу. Ладно.
Фицу пришлось ждать минут пять, пока ему открыли. И сделал это пожилой мужчина с кислой физиономией в тяжелом коричневом халате, отдаленно напоминавшем монашескую рясу. Его звали отец Паоло, и он очень много о себе мнил.
Фиц сказал, что ему нужно поговорить с отцом Фортхиллом и что это вопрос жизни и смерти. Ему пришлось несколько минут подкреплять свое заявление аргументами, и только тогда отец Паоло со вздохом впустил его в дом.
— Стой здесь! — строго велел Паоло, наставительно подняв указательный палец.
Фиц потоптался на месте и кивнул.
— Ясно, — сказал он и тут же сделал пробный шажок в сторону. Священник собирался уже выйти из прихожей, но смерил мальчишку взглядом, суровости которого позавидовал бы и кардинал.
Вообще-то нехорошо было подрывать авторитет Паоло гнусным смешком, но я не удержался. Очень уж все это получилось комично.
Не прошло и несколько секунд, как в прихожую вошел Фортхилл в темном халате поверх фланелевой пижамы. Обут он был в пушистые шлепанцы, а волосы вокруг тонзуры торчали под всеми мыслимыми углами. Глаза его без привычных очков немного слезились. Секунду-другую он подслеповато всматривался в Фица.
— Могу я чем-то тебе помочь, сынок? — поинтересовался он.
— Гарри Дрезден сказал, что можете, — ответил Фиц.
Фортхилл приподнял брови.
— А! Если так, идем-ка со мной.
Фиц огляделся по сторонам и кивнул:
— Угу.
Фортхилл махнул рукой и повел Фица по коридорам в скромно обставленную комнатку, служившую ему кабинетом и спальней. Площадью она не превышала десяти квадратных футов, и обстановка ее состояла из кровати, стола, стула и пары ламп. Фортхилл пригласил Фица войти и закрыл за ним дверь.
— Будь добр, садись, сын мой.
Фиц еще раз огляделся по сторонам и сел на стул. Фортхилл кивнул и присел на край кровати.