– Ага. Спасибо.
– Не за что. Батя твой так и не приехал, – констатировал Сашка.
– И не собирался, – ответил Петя.
Сашка кивнул.
* * *
– Дорогие друзья! Наш праздник подходит к концу, и сейчас мы приступаем к самому красивому, самому волнительному моменту – церемонии бросания букета. Я попрошу невесту подойти ко мне, вот сюда, в центр и повернуться спиной. Девушки, прекрасные гостьи, чей пальчик еще не украшен обручальным колечком, вставайте, будьте смелее – ведь сейчас решается ваша судьба. Кто поймает букет, у той свадьба не за горами! Ну же, собираемся. Невеста, не подглядывай! Давайте я вас перемешаю, девушки, не рвитесь вперед, все должны быть в равном положении. Невеста! Внимание! На счет три! Гости! Считаем! Раз, два, три!!! Ура!!!
Не в микрофон:
– Что, тетя невесты? Вам тоже можно участвовать! Неужели вы тоже хотите замуж? Девушка, вы же замужем! Откуда я знаю? Да вы сами мне сказали! Вон ваш муж сидит! Ну и что? Тоже хотите букет поймать? Ради интереса? Отойдите! Дайте шанс незамужним! Что? Вы официально не зарегистрированы? Хорошо. Тогда вставайте. Нет, я никому не подсуживаю! Никого я вперед не толкаю! А вы прыгайте повыше! Нет, я не могу рассчитать траекторию полета букета. Хорошо, тетя невесты. Вам скажу по секрету. Обычно ловят те, кто стоит по краям. Почему? Понимаете, невеста уже тоже устала, выпила и не может бросать ровно. Что будет, если никто не поймает? Ну, таких случаев у меня не было. Тогда будет считаться та, кто первой поднимет. Невеста! Куда вы букет бросили? Примериться? Пристреляться? Нет, не нужно его бросать так далеко! Некоторые гости еще едят! Потихоньку! Что? Да, на счет три. Девушка, отойдите на три шага и не вырывайте букет из рук невесты. Ну мы же не на футболе, чтобы я вам линию чертил! Девушки, давайте будем уважать друг друга. В конце концов, это просто ритуал, забавный и смешной. Нет, тетя невесты, я не знаю статистики. Вы правы – это чуждый нам обычай, который пришел с Запада. Да, это пагубное влияние, совершенно с вами согласен. Да, в наше время фату передавали. Но что делать? Другие нравы! Нет, я не думаю, что такую традицию нужно запретить. Что, невеста? В чем дело? У вас букет не разлетается? А должен был? Специальный? Забыли дома? В котором много маленьких букетиков, которые достаются всем девушкам? Вы хотели, чтобы все были счастливы? Не переживайте, давайте наконец осчастливим хотя бы одну. Бросайте. Раз, два, три! Да не в меня!!!
* * *
Петя еще задолго до свадьбы знал, что его родителей можно смело вычеркивать из списка приглашенных. Минус два стула. Так и получилось, хотя отец говорил, что «постарается».
Отец, тот самый Сережа… Баба Дуся любила зятя даже больше, чем родную дочь. Он был для нее главным мужчиной в жизни, вторым после Петечки. Отец тоже был привязан к теще и помогал, чем мог, уже после развода – никогда не отказывал. Именно благодаря бабе Дусе Петя научился жалеть отца.
– Ты его пожалей, – часто говорила она внуку, – тогда легче будет.
Нет, Сергей не был больным или несчастным. Не было в нем ничего, за что бы его можно было «пожалеть». И Петя долго не понимал, зачем жалеть, если не за что?
Отец имел хоть и не внушительный, но стабильный заработок – читал лекции в институте – не самом престижном, но все же. Был женат на женщине Марине из числа бывших аспиранток и обзавелся двумя дочками-погодками. С мачехой и сводными сестрами у Пети были спокойные, ровные отношения, без особых сердечных привязанностей, но и без неприятия. Сестры Пете нравились, но девочки были замкнуты друг на друге, и общение в целом не складывалось, что тоже было объяснимо разницей в возрасте и разнополостью. Петя мог прийти к отцу в любое время, и его всегда бы напоили чаем, но он не злоупотреблял гостеприимством.
Петя предпочитал обмениваться с отцом письмами, эсэмэсками и редкими звонками. Эти порывы – когда от отца неожиданно приходило письмо, в котором тот рассказывал о понравившейся книге, статье, которую прочел, или о погоде, – Петя очень ценил.
Когда он думал об отце, всегда невольно улыбался.
Отец был еще не старым, зрелым мужчиной, пусть и с ранней сединой и ранней межпозвоночной грыжей, но вел себя как чудаковатый профессор в солидных летах. С ним все время что-нибудь приключалось, и Петя не переставал удивляться спокойствию его жены, которая принимала очередное происшествие с мужем без всякого намека на переживания и даже без юмора. Марина, как потом понял Петя, вообще была лишена этого чувства, и, видимо, это позволяло ей уживаться с супругом.
Сергей физически и органически не мог попасть из пункта А в пункт Б без приключений. Даже если речь шла о дороге от дома до института. Он панически боялся потерять портфель, в котором носил папки с лекциями. Несмотря на технический прогресс и постоянное общение с молодежью, Сергей Александрович не доверял современным технологиям, считая слайдовые презентации данью моде, и пользовался по старинке бумагой. Каждое утро он тщательно собирал портфель. Их у него было два – коричневый и черный, под цвет куртки и ботинок. И каждое утро, в зависимости от погоды, он перекладывал содержимое из одного портфеля в другой, роясь в отделениях. В определенных раз и навсегда кармашках лежали визитки, ручки, ключи, бумажные носовые платки, таблетки от головной боли и поноса, хотя ни тем ни другим Сергей особо не страдал, записная книжка (естественно, он не доверял телефону), ежедневник и прочее, прочее. Сергей очень боялся потерять портфель, поэтому носил его, прижав к груди.
Портфели, несмотря на особый трепет, он терял регулярно. Например, в общественном транспорте. Если позволяло время, Сергей Александрович совершал двадцатиминутную прогулку по парку до метро. Но метро он не любил, поскольку не выносил духоту и давку, что сводило на нет прогулку. Но даже не в этом было дело – Сергей не мог прикоснуться к поручням. Пока позволяли климатические условия, он носил перчатки и ездил спокойно, поскольку мог держаться. Но поздней весной, летом и ранней осенью начиналось мучение – Сергей балансировал в проходе, не рискуя прикоснуться к поручню, который до этого трогали миллионы сограждан. Садиться, даже в пустом вагоне, он тоже не имел привычки. Во-первых, потому что не хотел «приносить бактерии на собственном пальто». Во-вторых, потому, что не хотел снова вставать, уступать место, вступать в вынужденное общение с окружающими. Поэтому иногда он заменял прогулку поездкой на наземном транспорте. К автобусам Сергей относился спокойно, а вот трамваи любил с детства. И долго разрабатывал маршрут, который позволял бы ему доехать от дома до работы с использованием хотя бы на короткое мгновение, пусть на две остановки, трамвая. Для этого нужно было сесть в автобус, который вез от дома в прямо противоположную сторону, на окраину района, потом пересесть на другой автобус и вернуться на остановку, которая значилась местом отправления. Затем доехать на этом же автобусе в другой конец района, обогнув парк и захватив кусок магистрали, и снова пересесть – уже на троллейбус. В троллейбусе можно было расслабиться – долгая дорога по проспекту и, наконец, пересадка на трамвайчик, который вез две остановки, но опять в обратную сторону. От трамвая до работы – десять минут пешком, если быстрым шагом. Итого – час тридцать четыре минуты чистого времени. На метро, плюс двадцать минут неспешной прогулки – пятьдесят две минуты. Каждое утро перед ним стоял мучительный выбор между прогулкой и трамваем.