Черт! А вот и Настя с Устиньей к шатру своему пошли… Нет, Настя чуть задержалася, оглянулась…
Выйдя из-за кустов, Иван взял ее за руку:
– Постой.
– Так я и стою, – с усмешкой отозвалась девушка. – Сказать мне что-то хочешь? Говори.
– Сказать? Да… сказать…
Атаман вдруг растерянно потрогал шрам, осознав, что особо сказать-то ему нечего… То есть было что сказать, но… Иван этого сейчас стеснялся – казалось бы, такой решительный, волевой человек, командир, удачливый воинский начальник, а вот поди ж ты!
– Ну, говори же!
– Говорю… – Молодой человек наконец решился, но сказал вовсе не то, что хотел бы, зашел издалека, да так, что еще больше все отношения испортил:
– Слушай, Настя, ты бы про родителей своих меньше болтала.
Встрепенувшись, девчонка вскинула голову, ожгла взглядом, сначала недоумевающе, потом – почти сразу – зло:
– Чем это тебе родители мои покойные не угодили, а?!
– Да не в том дело, что не угодили… – сконфузился Иван. – И вообще не о них речь.
– Ты моих родителей языком своим не трогай, иначе… Не посмотрю, что атаман!
Разобиженная девушка скрылась в шатре, а Еремеев, помявшись, махнул рукой да вернулся обратно к костру, где и просидел почти до утра, а утром…
А утро выдалось славным!
От озера к бледно-голубому, едва тронутому полосками узких розоватых облаков небу поднимался прозрачный, сразу же таявший в лучах колдовского солнца туман, похожий на тот, что иногда бывает зимою, в погожий, с легким морозцем денек, светлый и не особо студеный. Над замшелыми, выглядывающими из воды камнями, над цветущими кувшинками и камышами, играя синими крыльями, летали стрекозы, рядом, ближе к зарослям малины и ежевики, беззаботно порхали разноцветные бабочки, жужжали пчелы, видать, где-то неподалеку, в дупле, было у них гнездо.
Пахло медвяным клевером, ежевикой и еще чем-то таким, пряным, от чего хотелось не просто вдыхать полной грудью сей густой, напоенный столь вкусными ароматами воздух, а ложками его хлебать, словно застывшую до холодца форелью ушицу.
Пора было собираться в путь, что все казаки и делали, да как-то вяловато, наверное, не очень-то хотелось расставаться с этим приглянувшимся местом. И все же – дорога звала, да и атаман подгонял, а пуще того – манил золотой идол.
– Господин атаман, – подбежала к Ивану рыженькая Авраама, – а можно мы выкупаемся? Мы быстро.
Еремеев уже собирался махнуть рукой, сказать, что, конечно же, можно, почему бы не выкупаться? Только вот надо побыстрее и…
И вдруг…
Вдруг показалось, что задрожала под ногами земля!
Что-то такое случилось, или…
– Ты тоже это чувствуешь, Авраама, или мне кажется?
– Что – кажется?
– Земля дрожит.
– Земля? Ах да… дрожит! Я это чувствую тоже! Ой…
Девушка вдруг побледнела, со страхом указывая куда-то за голову стоявшего спиной к лесу Ивана:
– Та-ам… та-ам… оно!
Оглянувшись, Еремеев сразу же углядел выползавших из леса ящеров, тупорылых, шипастых, приземистых! Не таких, конечно, огромных, как то чудовище, что жрало вершины кедров, но все же немаленьких, размерами, наверное, с три телеги, ежели их составить цугом, да еще по телеге сверху поместить! Чудовища не ревели, не мычали, вообще не издавали никаких звуков, а просто, упрямо опустив рогатые, прикрытые костяными нашлепками головы, шли прямо на струги. Шагали, мерно переставляя лапы и помахивая увенчанными квадратными шипами хвостами, перли неотвратимо, как смерть!
Ящерам преграждала дорогу россыпь камней, здоровенных замшелых валунов, в проходах меж которыми зияли пушки. Слава Господу, казаки еще не успели перетащить их обратно на струги!
Вскочив на один из валунов, атаман взмахнул саблей:
– Заряжай! Пищальники – укрыться и ждать команды!
– Есть, герр капитан!
– Слушаем, атамане!
– Господи… – забравшись на валун к Еремееву, размашисто перекрестился отец Амвросий. – Да ты только глянь. Тут их, похоже, сонмище!
– Яким! – Обернувшись, Иван подозвал оруженосца. – Живо трубу мне… и хитрую пищаль. Заряженную! Да, девок быстро на струги… и пусть отходят, на воде ждут.
Яким прищурился:
– А вдруг и там какая тварь, атамане?
– Там фальконеты есть, – отрывисто бросил атаман. – Насте скажи – она заряжать умеет. Да, скажи, пусть отойдут чуть в сторону, чтоб по ветру.
Кивнув, оруженосец ринулся исполнять приказ и вскоре вернулся, протянул своему господину подзорную трубу.
Иван всмотрелся:
– Мать моя… Да-а-а!
Чудовища шли ромбом или, лучше сказать, «свиньею». Впереди – приземистые, величиной с амбар, ящеры с тупыми рогатыми мордами и шипами, сразу за ними и по бокам – двуногие кровожадные бестии высотой с добрую колокольню, с огромными – с воз! – клыкастыми головами и смешными маленькими ручонками о двух, увенчанных острыми когтями пальцах.
А уж за сими ужасающими зверюгами, в центре, шла вся прочая сволочь, размерами куда как меньше, но, похоже, кровожадная ничуть не менее! Все раскрывали зубастые пасти, размахивали хвостами, рычали, мычали, пыхтели, издавали еще какие-то звуки, кои могли прислышаться любому нормальному человеку лишь в кошмарном сне!
Каких только тварей здесь не было! И такие же, как и двуногие драконы, только размерами чуть поменьше, да и видом посмешнее – плоскомордые, чем-то похожие на только что ощипанную утку. И совсем мелкие – относительно, конечно, – высотой примерно в сажень, с куриными лапами и змеиными мордами уродцы, и такие же по высоте, но подлинней, поизящнее, чем-то похожие на быстроногих ланей, и зубастые, с полосками по хребту коркодилищи, также – на куриных лапах, и совсем уж странные создания с челюстями, похожими на кузнечные клещи. Рычали, сопели, пыхтели!
А уж воняло-то от всех них – хоть нос затыкай!
Ох, чудища, ну надо же – каких только уродищ на белом свете ни бывает!
Атаман, впрочем, любовался тварюгами недолго: обернулся к артиллеристам, поднял сабельку и, когда до тварей осталось около двух сотен шагов, крикнул:
– Первый залп – в самых крупных. Целься! Огонь!!!
Пушки и фальконеты рявкнули разом, окутались густыми клубищами дыма, изрыгая огонь, выбросили разящие ядра. Гнусные драконы, издавая жуткие вопли, попадалали, запищали: кому-то оторвало башку, кому-то продырявило брюхо, и осклизлые вонючие кишки вывалились наземь. Какая-то зубастая тварь завалилась на спину, смешно дрыгая конечностями, завыла, выпуская фонтаном кровь…
– Огонь!
Грянули пищали, выбивая мелкую сволочь… И снова писк, и вой, и кровища…