– Никакие они не государственные, – сказал я, а сам подумал: а вдруг государственные.
– Ну, ты меня понял. Но есть и хорошее – он мне деньги оставил.
– Сколько?
– Четыре тысячи.
– Да ладно.
– Нет-нет, – он хлопнул себя по лбу, – прости, я в рублях думаю! Где-то сотни две долларов, но все равно. Надо было больше просить, но не рискнул.
Мы дошли до развилки в коридоре, где мне надо было сворачивать на алгебру, а Борису – на политическое устройство Америки – сущее для него наказание. Курс был обязательный, легкий даже по расслабленным стандартам нашей школы, но объяснять Борису про Билль о правах или разницу между конституционно закрепленными и подразумеваемыми полномочиями Конгресса США было все равно, что объяснять миссис Барбур – как я однажды попытался, – что такое сервер.
– Ладно, увидимся после уроков, – сказал Борис. – Напомни-ка, в чем разница между Федеральным банком и Федеральным резервом?
– Ты сказал кому-нибудь?
– Сказал что?
– Сам знаешь что.
– Что, заявить на меня хочешь? – рассмеялся Борис.
– Не на тебя. На него.
– И зачем? Что в этом хорошего? Ну-ка, объясни. Чтобы меня депортировали?
– Понял, – сказал я после неловкой паузы.
– Итак – сегодня ужинаем в ресторане! – объявил Борис. – В мексиканском, может? – Борис поначалу с недоверием относился к мексиканской пище, но потом полюбил ее – говорил, что в России такого не едят и что, если привыкнуть, еда неплоха, хотя к слишком острой он все равно не притронется. – Можем на автобусе доехать.
– Китайский ближе. И еда там лучше.
– Ага, а помнишь, что?
– Ой, да, точно, – сказал я. В прошлый раз мы оттуда сбежали, не заплатив. – Тогда проехали.
17
Борису Ксандра нравилась куда больше моего: он забегал вперед, чтобы распахнуть перед ней дверь, хвалил ее стрижку, предлагал понести сумки. Я его дразнил из-за этого с тех самых пор, как засек, что он пялится ей в декольте, когда она потянулась за лежавшим на кухонной стойке мобильником.
– Ух, какая телка, – сказал Борис, когда мы поднялись ко мне в комнату. – Думаешь, отец твой разозлится, если узнает?
– Скорее всего, даже не заметит.
– Нет, я серьезно, как по-твоему, что твой отец мне сделает?
– Если что?
– Если я Ксандру.
– Не знаю, в полицию, наверное, позвонит.
Он фыркнул насмешливо:
– Это зачем?
– Да не чтоб тебя забрали. А ее. За растление несовершеннолетнего.
– Я готов.
– Ну и трахай ее на здоровье, – сказал я, – пусть в тюрьму сядет, мне плевать.
Борис перекатился на живот и лукаво глянул на меня:
– Она кокаин нюхает, ты знал?
– Чего?
– Кокаин, – он зашмыгал носом.
– Да ну, врешь, – сказал я, а когда он заухмылялся, спросил: – А ты откуда знаешь?
– Да вижу. По тому, как она говорит. И еще она зубами скрипит. Последи за ней как-нибудь.
Я не знал, за чем надо было следить. Но как-то вечером мы зашли домой – отца не было, а она как раз поднимала голову от журнального столика, шмыгая носом, придерживая рукой забранные назад волосы. Когда она вскинула голову и заметила нас, на мгновение наступила полная тишина, а потом она отвернулась, как будто нас там и вовсе не было.
Мы так и прошли мимо, поднялись ко мне в комнату. Я раньше никогда не видел, как нюхают наркотики, но тут уж даже мне было понятно, чем она занята.
– Ух, заводит, – сказал Борис, когда я закрыл дверь. – Интересно, где она их прячет?
– Не знаю, – ответил я, плюхнувшись на кровать.
Во дворе зашумела машина – Ксандра уезжала.
– Как думаешь, она с нами поделится?
– С тобой – может.
Борис опустился на пол у кровати, оперся о стену, подтянул колени к животу.
– Думаешь, она торгует?
– Да ну, нет! – ответил я после заминки, недоверчиво. – А ты думаешь – да?
– Ха! Тебе же лучше, если да.
– Это как?
– В доме нал есть.
– Толку-то мне от этого.
Он окинул меня опытным, оценивающим взглядом.
– А кто у вас по счетам платит, Поттер? – спросил он.
– Хм, – этим вопросом, который, несомненно, имел огромную практическую ценность, я как-то раньше не задавался. – Не знаю. Отец, наверное. Хотя Ксандра тоже вкладывается.
– А у него откуда? Деньги откуда?
– Без понятия, – сказал я. – Ему звонят разные люди, а потом он уходит куда-то.
– А чековую книжку в доме видел? Наличку?
– Нет. Никогда. Иногда – фишки.
– Фишки и есть нал, – моментально отозвался Борис, сплевывая на пол отгрызенный ноготь.
– Верно. Только, если тебе нет восемнадцати, в казино их не обналичишь.
Борис усмехнулся:
– Да брось. Надо будет, выкрутимся. Напялим на тебя твой пидорский школьный пиджачок с гербом, подойдешь к окошку: “Ах, прошу прощения, мисс… ”
Я перекатился на край кровати и изо всех сил стукнул его по руке.
– Иди на хуй! – меня задело то, как он передразнил мои интонации – жеманно, по-снобски.
– А вот этого нельзя говорить, Поттер, – глумливо сказал Борис, потирая руку. – И сраного цента не получишь. Я просто что хочу сказать – на самый крайний случай я знаю, где у моего отца лежит чековая книжка, – он протянул ко мне раскрытые ладони, – понял?
– Понял.
– Ну, то есть надо будет выписать поддельный чек – выпишу поддельный чек, – философски добавил Борис. – Хорошо знать, что так можно. Я ж тебе не говорю – полезай к ним в комнату, поройся в их вещах – но ты все равно ушами не хлопай, ага?
18
Борис с отцом не праздновали День благодарения, а у моего отца с Ксандрой был заказан столик во французском ресторанчике при “Эм-Джи-Эм Гранд” на развлекательную программу “Романтические роскошества”.
– Хочешь с нами пойти? – спросил отец, когда увидел, что я листаю лежавший на кухонной стойке буклет: сердечки, фейерверки, блюдо с жареной индейкой под полоской трехцветных флажков. – Или тебе есть чем заняться?
– Нет, спасибо. – Мило с его стороны, конечно, но мне было не по себе от одной мысли, что я стану свидетелем хоть чего угодно романтического между отцом и Ксандрой. – У меня другие планы.
– И какие же?
– Я уже кое с кем другим праздную.