И лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди…
Бытие 7:21
Больше всего меня напугал не дождь с наводнением и даже не вид людей, тонущих как крысы. Конечно, это было жуткое зрелище — ни один нормальный человек не смог бы смотреть без ужаса на гибель мира. Больше всего меня потрясла реакция Ноя на происходящее. Он ликовал.
Я быстро усвоила, что он необычный свекор. Ной играет по своим собственным правилам — либо ты им следуешь, либо выходишь из игры. Ладно, я решила сыграть. Я даже подвергла свою жизнь немалому риску и отправилась собирать животных. Я никому не рассказала о том, что мне пришлось пережить. Странно, что меня никто об этом не расспрашивал. Даже Хам. Беру тоже никто ни о чем не спросил. Еще я быстро поняла, что все они глубоко погружены в себя.
Буду честной, я была потрясена, когда начался дождь. Я считала свекра чокнутым, хотя, чего греха таить, он умел убеждать. Мне и в голову не приходило, что он прав.
А он был прав.
Толпа отступников разошлась рано утром. Они вернулись в свои лачуги и принялись за то, чем обычно занимаются отступники. Вернее, занимались. Дождь все лил К полудню бочонки на палубе заполнились на треть, значит, меньше чем за день осадков выпало на целый локоть. Корабль, по мере того как земля под ним раскисала все больше, начал давать ощутимый крен. На горчичном поле в бороздах появились лужи глубиной по колено. В первую ночь на корабле пришлось туго — в каюте было тесно и дымно. Когда наступило утро, мы обнаружили, что земля покрылась ровным, как зеркало, слоем воды, по которому расходились мелкие круги от падающих капель дождя. В воде отражалось небо цвета потускневшего серебра. Бочонки на палубе заполнились на две трети.
У лодки столпились люди, они выли, поднимали над головами детей, умоляя пустить их на корабль. Предсказать ответ Ноя было несложно:
— У вас уже был шанс.
Ну был, и что теперь? Я не могла не вспомнить пройденный мной путь, что привел меня на борт этой лодки. Мать умерла, когда я была маленькой. Отец стал брать меня в свои странствия, и я худо-бедно научилась объясняться на дюжине языков побережья. Когда отец погиб в кораблекрушении под Киттимом, случай свел меня с Хамом, и я получила возможность духовного развития. Я шла по этому пути нетвердым шагом, ошибаясь и спотыкаясь. Потом мы с Хамом поженились. Сложись жизнь иначе, и меня бы на этой лодке не было. Стояла бы в толпе и умоляла не бросать меня на погибель.
Я говорю о чувстве уязвимости, о котором забыл мой свекор. Впрочем, возможно, он никогда его не испытывал.
Ной бросил толпе:
— Молитесь Яхве.
Ну да. А к чему такое самодовольство? Клянусь, он даже губами причмокнул, словно смаковал отчаяние людей.
— Может, для малышей найдется место? — спросила я.
Он повернулся и смерил меня ледяным взглядом.
— Ты не смеешь такого предлагать. Не тебе судить.
— А кому? Тебе, что ли? — невольно вырвалось у меня.
— Яхве, — абсолютно спокойно ответил он.
— А как же дети?
Его глаза были как синие угли.
— У нас будет достаточно своих детей.
Отлично. Теперь, помимо всего прочего, всплывает вопрос о моем или моем с Хамом бесплодии. Может быть, Бера поделится и отдаст мне одного из двух детей, которых она где-то нашла, купила или откопала.
Вряд ли.
И тут я услышала рокот. Сначала я подумала, что это либо ветер, либо дождь пошел сильнее. Потом я решила, что это гром, а несколько мгновений спустя поняла, что ошибалась. Я кинулась в каюту позвать Хама, но он уже карабкался по лестнице, за ним Мирн и все остальные. Они, ежась под дождем, хлынули на палубу как кровь, пытаясь понять, откуда идет рокот.
Ной махнул рукой. На западе показалась толстая темная полоса, с каждой секундой она становилась все толще и толще. Темнее. Выше.
— Боже Всемогущий! — в ярости закричал Хам.
Лодка была обращена на запад, а значит, удар воды — этой стены, наводнения, приливной волны, потопа, как хочешь, так и называй — придется на нос корабля. Тут и я все поняла. Если бы удар пришелся по всей длине, нас бы перевернуло как чурбан, сокрушило и растерло как скорлупку. Очень страшно стоять на носу лодки и смотреть, как навстречу несется вал. На верхушке вала видны барашки грязной пены и серебристые вспышки света.
Меня обхватила рука Хама, он в бешенстве:
— Вниз!
— Но…
Хам со мной всегда был нежен и чуток. В тот день в первый и последний раз он применил силу. Он схватил меня и швырнул к люку.
— Не спорь!
Конечно же, он был прав. В нашу сторону катилась стена воды выше лодки. Вообще-то она была ниже, но тогда мы об этом не знали. Перспектива обманчива как страх. Мы были уверены, что волна сметет нас с палубы, словно метла. Мы рванули к люку, как вдруг до нас донесся крик, и я вспомнила о тех несчастных внизу.
Я ничего не могла с собой поделать. Я кинулась к перилам и глянула вниз. О Господи, лучше бы я этого не делала. Никогда раньше мне не доводилось смотреть в лица людей, которые знали, что через несколько мгновений погибнут. Надеюсь, больше я подобного зрелища не увижу.
На плечо легла рука Хама.
Я подняла взгляд. Казалось, вода так близко, что до нее можно дотронуться, стоит только протянуть руку. Рев стоял такой, что Хаму пришлось заорать мне в ухо:
— Илия, умоляю, вниз!
И даже когда я кубарем катилась вниз по лестнице, одна мысль, подобно собаке, гоняющейся за собственным хвостом, крутилась в моей голове: «Почему я, а не они? Почему они, а не я?»
Я боялась, что на мой вопрос нет ответа.
* * *
Внизу было несколько тише, но гораздо теснее. Страх обрел физическую форму, о него можно было споткнуться. Яфет в истерике нес какую-то околесицу, и я была рада, что шум, доносившийся снаружи, его немного заглушал.
Когда лодку накрыла волна, шум перестал нас беспокоить. По всей лодке прокатился удар, нос так резко задрало вверх, что я почувствовала, как желудок куда-то проваливается. Потом он качнулся назад, но не остался в положенном ему месте и продолжил свой путь, пытаясь выскочить наружу, тогда как я сама рухнула на пол. Так продолжалось некоторое время.
Придя в себя, я обнаружила, что лежу ничком, втиснувшись в проход, который вел к загонам с животными. Сквозь шум дождя и волн я слышала гам, поднятый зверями. Мои пальцы сомкнулись на чем-то волосатом — оказалось, что в меня упирается голова Мирн.
Мирн лежала без движения, пока я не спросила:
— С тобой все в порядке?