Она только тогда заметила, что до сих пор осталась блондинкой, когда глянула в душе на собственный пах. Закрыв глаза, Соня сосредоточилась. Когда она снова открыла глаза, последняя желтизна снова сменилась чернотой. Но все равно волосы остались длинными. Так как их укоротить тем же способом, которым Соня заставила их отрасти, было невозможно, она решила их сбросить. Двенадцать дюймов волос упали на пол от прикосновения пальцев. Когда Соня вышла из-под душа и начала вытираться, голова уже щетинилась свежей порослью.
* * *
Если я хочу узнать, где сейчас Морган и что делает, то искать надо в традиционных охотничьих угодьях городского вампира – в ночных клубах. В первый из них я попадаю около полуночи. Интерьер отделан под церковь – окна цветного стекла и диск-жокей крутит компакт-диски на кафедре. Официантки одеты монахинями, только они в мини-юбках, на каблуках и в чулках в сеточку. Полно лазеров и громкой музыки, но лица, которые таращатся на меня сквозь туман танцплощадки, до боли человеческие. Около часа я ухожу.
Второй клуб – темная пещера, забитая чучелами с передвижных аттракционов. Кугуар, застывший в середине прыжка на вспугнутого козерога. Медведь гризли, несколько поеденный молью, нависает над баром, будто предостерегая неосторожных пьяниц. Голова гигантского буйвола – нос вытерт от прикосновений завсегдатаев на счастье – таращится в пространство, несомненно, разглядывая призрак Великого Белого Охотника, который убил его лет сто тому назад.
Пробираясь среди посетителей, я вдруг отчетливо ощущаю что за мной следят – и не только стеклянные глаза чучел на стенах. Я ныряю сквозь вышитый занавес в нишу рядом с главным залом. Стены окрашены флюоресцентной краской и освещены ультрафиолетовыми лампами. Посреди комнаты возвышается большой двуспальный матрас на помосте. Два трансвестита в платьях фасона «Мэри Тайлер Мур» и на шестидюймовых платформах сидят на кровати и затягиваются косяком. Они вопросительно смотрят на меня и возвращаются к прерванному разговору.
– Так что ты сказала Донни?
– Да только чтобы перестала из себя строить. Понимаешь, если она хочет танцами разжиться на операцию, так надо давать им то, чего они хотят...
Я хватаю свою тень, когда он еще не успел выйти из-за занавеса, и прижимаю его спиной к стене. Предплечьем я пережимаю ему горло, а рукоять пружинного ножа уже в миллиметре от его правого глаза.
– Говори, зачем за мной следишь, а то лезвие выпущу! – шиплю я.
Пидоры в платьях хватают сумочки и исчезают со всей возможной скоростью, которую можно развить на платформах.
Моя тень улыбается медленно и широко, показывает ладони – пустые.
– Нет причин для враждебности, миледи. Я ничего плохого вам делать не собирался.
Я отступаю и отпускаю его, но нож не убираю. Моей тенью оказался мужчина хрупкого сложения, ростом примерно пять футов семь дюймов. Волосы у него седые, закручены тугими локонами в пряди Медузы, но угадать его возраст сложно. Он одет в свободное пальто почти до лодыжек, кожаные штаны в обтяжку, черную бархатную рубашку с гофрированным воротником и ботинки «Док Мартенс» со шнуровкой до колен. На пальцах маникюр, но на безымянных пальцах «ложки сутенера» – ногти такие длинные, что загибаются внутрь. Он небрежно мне улыбается, но светло-голубые глаза смотрят пристально – как у кота, который выбирает наилучший способ избежать челюстей собаки.
– Зачем вы за мной следили?
– Это моя работа – следовать за такими, как вы. – Его правая рука ныряет в нагрудный карман пальто и достает пригласительный билет. – Мои... работодатели очень осторожны и... разборчивы насчет того, кого допускать в свое заведение. У них весьма избранная клиентура. – Он изысканным жестом подает мне билет. – Скажете, что вас прислал Дзен, миледи.
И с этими словами он выскальзывает из кабинета, лишь оглянувшись через плечо, что я не всажу нож ему в спину.
Я рассматриваю билет и слегка хмурюсь. С виду он ничем не отличается от тысяч других пригласительных билетов и извещений, раздаваемых возле увеселительных мест Нью-Йорка каждую ночь. На лицевой стороне – обнаженный женский торс. Соски проколоты и соединены филигранной цепочкой, половые губы застегнуты пряжкой. Кольцо хирургической стали болтается у пупка натурщицы. На обороте готическим шрифтом напечатано:
«Выхода Нет, Черный Грот»: Угол Четырнадцатой Западной и Десятой авеню. Приглашаем.
Что-то странное есть в текстуре чернил, которыми напечатан билет, – и что-то не менее знакомое. Я нюхаю, прикасаюсь кончиком языка. К чернилам примешана человеческая кровь. И немало.
Я выхожу из кабинета, как раз когда педерасты возвращаются с вышибалой, но я уже сквозь полумрак танцплощадки иду к выходу. Не важно. Я уже знаю, в какой ночной клуб пойду отсюда.
* * *
Швейцар в «Выхода Нет» одет в ковбойские кожаные штаны, замшевую перевязь в паху и кожаный с хромированной сталью ошейник раба. Нахмурившись при виде меня, он поднимает руку, преграждая мне путь.
– Семьдесят пять долларов за вход.
– Меня послал Дзен, – отвечаю я, показывая пригласительный билет.
Швейцар отдергивает руку, будто я ее обварила, и таращит глаза.
– Простите, миледи! Я... я не понял... Милости просим в «Выхода Нет»! Вам во вторую дверь направо за дамской комнатой, позади главного зала.
Я прохожу в шлакоблочный вестибюль, уставленный рядами шкафчиков, как в раздевалке спортзала, вхожу в дверь с бархатной шторой и оказываюсь в бетонном коридоре, освещенном мертвенно-красными прожекторами, будто заливающими стены кровью. Через пятьдесят футов дорогу мне перегораживает дверь вроде тех, что ставят в подвалах банка. Я поворачиваю ручку, и слышится шипение пневмопривода. Грохот музыки, усиленной до невыносимости, выплескивается в коридор.
В главном зале «Выхода Нет» вполне может разместиться авиалайнер. По полу тянется узор шлакоблоков и бетона, скрытый обычным дымом сухого льда и игрой лазерных лучей. Длинный бар из шлакоблоков и стеклянных кирпичей занимает почти всю западную стену, и рядом с ним – несколько столов и кабинок. У северной стены возвышается эстрада с колодками, кобылой для бичевания и стойкой с бичами и кандалами.
По залу бродят человек сто, в разной степени одетые или раздетые. У некоторых на лицах черные кожаные маски, на других надета упряжь, а один ходит с хромированной железякой во рту и к ней привязаны поводья. Их концы в руках у пухлой женщины в корсете «веселая вдова». Все они, к моему удивлению, люди.
Я огибаю главный зал. Дамская комната – это унитаз, огороженный шлакоблочными стенами высотой до пояса. Дверь, которую мне было велено найти, охраняется чудовищно здоровенным типом в кожаных штанах, натянутой на бицепсах рубашке и кожаной маске на молнии. Никакой капюшон не может скрыть, что вышибала – огр.
– Меня послал Дзен, – говорю я, помахивая пригласительным билетом.
Огр, что-то хмыкнув, отступает в сторону и сует магнитный ключ в компьютерный замок двери. Видна лестница, ведущая в подвал. Когда я прохожу, огр запирает за мной дверь, предоставляя меня моей судьбе.