Как только Винтер вошел в дом, он сразу включил компьютер и поискал подобные случаи. Тут было над чем поработать, но он исходил скорее из картинки в голове, представления — оно могло оказаться и чистым вымыслом. Он порылся в разных базах, даже американских. К его удивлению, многие преступники были родом из Калифорнии и Техаса. Наверное, это солнце и песок сводят людей с ума, подумал он. Тут зазвонил мобильный телефон, Винтер вытащил антенну и поднес телефон к уху.
— Эрик! — раздался надломленный голос.
— Привет, мама. Я как раз о тебе подумал.
— Ох…
— Я думал о солнце и песке и что они могут делать с людьми.
— Это прекрасно, но…
— Зачем ты звонишь на мобильный? Это очень дорого.
— Ха-ха. Но я…
— У меня есть обычный телефон на кухне.
В трубке раздалось бормотание. Он представил, как она повернулась к бару и налила четвертый за вечер сухой мартини, одновременно проверяя свой профиль в зеркале. Ох уж эта мама.
— Как удался сегодня гольф? — спросил Винтер.
— Мы не выходили сегодня, мой мальчик. Целый день шел дождь, но теперь…
— Как жаль. Вы же специально купили дом подальше от шведской погоды.
Раздался вздох, влажный вздох, утонувший в мартини.
— Ты прав, но грунт здесь действительно лучше и трава зеленее.
Ее смех напоминал скрежет несмазанных тормозов.
— Подожди, папа что-то хочет сказать.
Он слушал слабые звуки на длинном пути между Гетеборгом и Марбеллой. Голос вернулся, еще более резкий, чем раньше.
— Эрик?
— Я здесь.
— Папа говорит, чтобы ты приезжал сюда на день рождения.
— Это же еще не скоро, в марте.
— Мы знаем, как ты занят. Все надо планировать заранее. Вот мы и планируем. Папа говорит, что оплатит поездку.
Он представил отца, стоящего у столика на террасе. Высокий, с большой головой и седой шевелюрой, красным лицом, не желавшим приобретать при загаре красивый оттенок, и вечным вопросом на задворках подсознания: действительно ли деньги составляют смысл бытия?
— Я не поеду. Если бы ты приглашала, еще куда ни шло, но только не наш обнищавший отец.
— Ха-ха. Эрик, ты должен…
— Я не поеду. У нас тут…
— Я прочитала сегодня в газетах. Какой кошмар! Бедный мальчик, и наши соседи. Я пыталась сказать это раньше, но ты не давал мне вставить слово.
— Да. Это ужасно.
— Лотта звонила на автоответчик, но нас не было дома. Мы уезжали на несколько дней на Гибралтар, папа давно собирался.
— Угу.
— Мы только что говорили с Лоттой.
Винтер слышал звяканье льда и представлял теплый ветер и как мама выпускает вверх струйку дыма.
— В Лондоне может случиться что угодно, такой город, — сказал он.
— Да, в Испании большие города намного безопаснее. Кстати, ты хорошо отвечал на вопросы журналистов.
— Я ничего особо не сказал.
— Это и было хорошо.
Он обнаружил, что машинально открыл на экране карту Испании — как раньше мы чертили что-то на бумаге во время телефонного разговора — и теперь разглядывал Марбеллу. Монитор слегка мерцал по краям, как бы намекая на жару испанского города. Он прокрутил вниз и поставил курсор там, откуда доносился голос.
— Эрик?
— Да, мама?
— Я думаю позвонить Лассе и Карин.
— Прямо сейчас?
— Но ведь еще не очень поздно.
«Звонить надо было четыре мартини и одну риоху назад», — подумал он.
— На них сегодня много всего навалилось. Я бы не звонил сегодня. Лучше завтра, с самого утра.
— Ты, как всегда, прав, мой мальчик.
— Всегда прав, как коп.
— Мы привыкли. Ты же самый молодой комиссар Швеции.
Винтер услышал звук миксера.
— Мне надо еще поработать, — сказал он и закрыл карту Коста-дель-Сол.
— Мы перезвоним.
— Конечно. Пока и привет папе.
— Подумай о приглашении… — сказала мама, но Винтер уже отключился.
Он поднялся, прошел на кухню, налил воды, включил чайник в розетку, нажал кнопку.
Пока чайник шипел, он насыпал заварку в ситечко и положил его в фарфоровую чашку. Налил немного молока и потом закипевшую воду. Когда чайный лист дал достаточно цвета, он вынул ситечко и отнес чашку к компьютеру. Там он поставил диск Джона Колтрейна и просидел, отхлебывая чай, до поздней ночи. Горел только торшер у книжных полок. Наконец он встал, подошел к окну и попытался что-нибудь разглядеть, но увидел только свое отражение.
Наступила суббота. Стив Макдональд, направлявшийся к семье Хиллиеров, держал хорошую дистанцию всю дорогу по А 236. Собственно, он был один такой — никуда не спешивший, тра-ла-ла, — остальные проносились со свистом. Мужика на «воксхолле» он довел до бешенства, и тот показал ему палец, обогнав Макдональда еще в Кройдоне.
«Обгоняй, обгоняй, — бормотал Макдональд и ждал очередного ненормального в зеркале заднего обзора. — Я сегодня тоже не в духе, так что ты валяй, обгоняй, чтобы я мог записать твой номер».
Впереди дорога раздваивалась: ему придется уйти налево, а остальные промчатся направо, сигналя и триумфально поднимая в небо средний палец.
«Мы — нация хулиганов, — думал Макдональд, — мы с воодушевлением кидаемся в состязание, показывая пальцем на Главного Тренера там, в небе. Тот придурок, похоже, ехал на матч „Брентфорда“ в Гриффин-парке. Подходящее место, чтобы оживить февральский день, проведя его в компании развеселых товарищей».
Доехав до Тулсе-Хилл в южном Лондоне, он припарковался перед домом на Палас-роуд. Фасад дома был свежевыкрашен. Здесь жил старый средний класс — те, кто предпочел остаться, когда район стал превращаться в зону боевых действий. Выйдя из машины, Макдональд услышал рев болельщиков со стороны Броквель-парка.
Окна были черные, но он знал, что родители Джеффа Хиллиера его ждут. «Слава Богу, что не мне пришлось им об этом сообщать. Или так еще хуже, потому что сейчас первый шок может пройти и они осознают?»
Он постучал, и дверь тут же открылась, как будто женщина стояла там все утро. Хотя она знала заранее о его приходе, она смотрела так, будто Макдональд силой вломился в ее дом.
— Фру Хиллиер?
— Да, это я. Комиссар криминальной полиции Макдональд?
Он показал удостоверение. Не взглянув, она махнула внутрь дома: проходите.
«Чтоб эти визиты провалились, — думал Макдональд. — Вот так и происходит в наших кошмарах. Таких, как я, люди видят в мучительных кошмарных снах».