Но стрела пролетела мимо цели. Я не поддержала тему.
Вошла Ирочка с подносом, на котором стояли cахарница с серебряными щипчиками и две чашки кофе – маленькие, нежно-прозрачные, благородных кровей, явно из английского или дрезденского фарфора.
– Пожалуйста. Угощайтесь…
Секретарь поставила одну чашку на стол шефу, другую передо мной на стеклянный столик овальной формы.
Я отпила глоток. Кофе был вкусный. Густо-насыщенный, с легкой горчинкой. Какой я и любила.
– Так что вас привело ко мне? Какие дела? – Баринов устремил на меня свой взгляд.
Я поставила чашку обратно на стол.
– Как вы знаете, в фирме моего мужа в последнее время возникли некоторые проблемы.
Адвокат наклонил голову набок, как бы прислушиваясь к моим словам.
– Да, – неопределенно бросил он в воздух.
– По установленным данным, касающимся продажи Усть-Качанского металлургического комбината, некоторые лица со стороны проявили интерес к будущей сделке и попытались войти в сговор с другим потенциальным покупателем.
Я перевела дух. На лице адвоката не отражалось ровным счетом ничего. Он был слишком хорошим лицедеем, отточившим свое мастерство в свете телевизионных софитов, словесных спорах и в казуистических судах, чтобы так легко расколоться и сдать свои карты. Он слушал меня с тем же видом, c каким мог слушать завтрашние сводки погоды или сообщение об открытии пивного фестиваля в Германии.
– Все это очень интересно, – cказал он с легким вздохом. – Но при чем здесь я? Или вы меня просто информируете о внутренних делах фирмы? Но тогда – позвольте вопрос. Кто вас уполномочил делать это? Ваш муж? Или кто-то другой? Кстати, в последнее время я никак не могу связаться с ним. Не подскажете: где мне его найти? – вопрос был задан самым небрежным тоном. Но взглядом Баринов прощупывал меня и пытался установить, что мне известно об этой истории. Насколько я в курсе всех этих дел.
И я не попалась на этот крючок.
– Вы меня не дослушали, Вадим Петрович. Существуют неопровержимые доказательства, что вы просили секретаря фирмы Палеву Киру Андреевну достать вам материалы по делу, которым занималась фирма моего мужа. А именно материалы по Усть-Качанскому металлургическому комбинату.
Я выстрелила наугад и теперь ждала реакции. Если Лешка блефовал – а ему я уже никак не могла верить, – то я оказывалась в полном пролете. Если нет…
И здесь я по едва уловимому движению бровей, легкой складке, прорезавшей лоб адвоката, и внезапно расширившимся зрачкам поняла, что сказанное Лешкой – правда.
– Я, честно говоря, не знаю, откуда у вас такие сведения, не имею понятия. Но смею заметить, это абсолютно не соответствует действительности. И слышать это от вас, Инна Викторовна, по меньшей мере странно и оскорбительно, – сказал он нарочито медленно, растягивая слова и тем самым выражая свое негодование, что его посмели в чем-то подозревать. Он говорил так, как говорил бы человек, желавший откреститься от предъявленного обвинения. И потому – переигрывал!
Возникло молчание. Баринов прикрыл глаза.
– У вас все? – в его голосе проскользнула легкая ирония. – Или есть что-то еще?
– Вы ничего не сказали в ответ на мои слова.
– Вам этого недостаточно? Я же отмел все ваши обвинения. Странные и незаслуженные. Больше я ничего не могу сказать по этому поводу.
– Очень жаль!
Брови адвоката взлетели вверх.
– Вы тоже не ответили на вопрос: где ваш муж?
– С ним полный порядок. И он как раз выясняет вопрос, кто из его ближайших соратников сдал фирму и стал работать на два фронта. Кто пытается действовать в обход «Нормы» и слить информацию не непосредственному заказчику, а другому заинтересованному лицу. – Я говорила эти слова спокойным тоном, не спуская глаз с Баринова, и видела, вернее, чувствовала, его растерянность и страх. Страх, как у животного, которое загнали в ловушку. Он либо что-то знает, либо подозревает. Но несомненно одно: какая-то важная информация у него есть. И теперь он пытается понять и вычислить, что ему делать дальше. Как себя вести.
Адвокат встал со стула.
– Инна Викторовна! Я очень прошу вас покинуть мой кабинет. Все, что вы высказываете мне в весьма оскорбительной форме, я больше слушать не намерен. И поэтому считаю наш разговор полностью исчерпанным.
– Я вас не оскорбляла.
– У меня свои представления о чести и достоинстве, которые, очевидно, расходятся с вашими.
Поднявшись с кресла, я несколько секунд смотрела адвокату прямо в лицо. Он отвел взгляд первым. Я повернулась и вышла из кабинета.
Еще когда я спускалась по лестнице, зазвонил телефон.
– Инка! Как ты?
– Прекрасно. Твой адвокат – большая сволочь.
– Кого ты имеешь в виду? – насторожился Дымчатый.
– Баринова.
– Ты разговаривала с ним? – охнул муж.
– Угу! Можно сказать, приперла к стенке. Колокольцев был прав, он действительно входил в контакт с Кирой. Я поняла это по его реакции.
– Сумасшедшая! Прекрати немедленно! И-и-нка! – раздался вопль мужа. – Ты даже не представляешь, насколько это все опасно. Ты можешь хотя бы дождаться меня?
– Не могу. Тебя поджимает время. И если мы упустим его…
– Не делай ничего, Инка! Если с тобой что случится, – голос мужа дрогнул. – Я никогда…
– Ничего не случится, Дымчатый. Со мной ничего никогда не случается. Все будет хорошо. Я тебя очень люблю. Пока. – И я нажала на отбой.
Всю обратную дорогу я напряженно размышляла. Я спугнула Баринова, и сейчас он и те, кто стоит за ним, предпримут отчаянный демарш, чтобы сбить меня со следа или вовсе убрать. Но странное дело, я не испытывала никакого страха. Напротив, я была сосредоточенно-спокойна. Я знала, что делаю, и отступать мне было некуда. На кону стояла жизнь моего мужа, а значит, и моя.
Если бы я надавила на Баринова как следует, я узнала бы больше… А возможно, и все.
А если… прийти к Баринову домой и дожать его? Эта мысль ввела меня в ступор, и я чуть не врезалась в ехавшую впереди «девятку». Я опустила стекло, чтобы извиниться.
– Простите…
– Прешь куда, дура чертова! – завопил толстенький колобок в синей облезлой куртке. – Блондинка за рулем херова! Руки бы тебе поотрывать.
– Я сказала «простите», – повторила я, не повышая голоса.
– Простите! – передразнил он меня. – Пошла ты со своими «простите»!
Стиснув зубы я отъехала чуть назад и, разогнавшись, проехала по краю лужи, обдав «девятку» мощным фонтаном грязи.
Увидев перекошенное от злобы лицо водителя, я расхохоталась и отсалютовала ему рукой.