– Ты спишь, что ли? – окликнула меня Тата.
– Вздремнула.
– Тронулись! – вдруг протяжно протянула она над моим ухом, и я вздрогнула:
– Что ты так орешь?!
– Пробка рассосалась.
– Радость великая! – поддела я ее. – Просто в пробках ты давно не стояла, поэтому тебе и невтерпеж. Мы-то ничего, мы люди привычные.
– Просто хочется поскорее приехать на место, – кратко бросила Тата. – А тебе разве нет?
От этого вопроса я как-то сразу скукожилась.
– Не знаю, – и поймав недоуменный взгляд подруги, я поспешно пояснила: – Хочется. Но, наверное, не так, как тебе. По-другому как-то…
Мы приехали на место уже под вечер. По мере приближения к даче мое сердце заколотилось, как сумасшедшее, пару раз я бессильно откидывалась на спинку сиденья. Мне хотелось схватить Тату за руку и объявить, что – все! Мы поворачиваем обратно! Когда же мы подъехали к воротам, я подалась вперед и сердито посмотрела на Тату:
– Может, не будем затевать все это заново, а?
– И не вздумай «газовать» назад, – пригрозила она мне. – Раз решили, то решили! Как говаривал один классик: «И никаких гвоздей».
– Он говорил это по другому поводу.
– Какая разница! А у нас будет по этому. Покричу сторожу, он к нам выйдет или нет? Так мы и будем здесь до скончания века торчать? Может, он там уснул или куда-то отлучился?
Я вышла и, сложив ладони рупором, крикнула:
– Андрей Степаныч! Ворота не откроете?
Домик сторожа малость пообновился. Сбоку была пристроена веранда, которую еще не покрасили. Из будки выскочила собака и залаяла.
К нам вышел хмурый детина, заросший до самых глаз щетиной, и буркнул:
– Чего?
– Мне Андрея Степаныча!
– Уволили его.
– За беспробудное пьянство, что ли? – подала голос Тата. – Сторожа дачных кооперативов обычно пьют, как извозчики.
Она сидела в машине: коротко стриженные волосы, две пряди выделены оттеночным гелем, как советуют модные женские журналы; вздернутый подбородок и надменный взгляд. С мужиками, считала Тата, можно разговаривать только с двух позиций: с позиции силы и высокомерия. Все остальное, как говаривала она, – полная туфта и расслабон, непростительное женское слюнтяйство, которое в конечном итоге обходилось женщине боком.
– Открывать-то думаете? Или собираетесь нас в местную криминальную хронику посвящать?
Парень уставился на Тату.
– Открывать?
– Вы, как я понимаю, вместо прежнего сторожилы здесь приставлены? – не унималась Тата.
– Я?
Почему-то Тата внушала парню смутное беспокойство.
– Кроме вас, есть тут кто-то еще? Материализовавшийся призрак? Тень отца Гамлета?
Не поняв, о чем речь, парен на всякий случай оглянулся:
– Нет. Я здесь один…
– Ворота открывай! – скомандовала Тата. – На счет «три»! А то накатаем жалобу председателю кооператива – на неисполнение служебных обязанностей. Да откроешь ты или нет?!
– А вы к кому?
– Я – Юлиана Кириллова, – я назвалась той фамилией, на которую была записана дача. – Из дома номер тридцать семь. Могу показать документы.
Парень впился в меня глазами.
– Так это у вас… – он замолчал.
– Пропала девочка три месяца тому назад, – закончила я за него. – Да. У меня. Тебя хорошо просветили. Можешь открыть ворота. Все в порядке.
Подтягивая на ходу сползавшие штаны, парень побрел к воротам, явно никуда не торопясь.
Когда он подошел поближе, от него повеяло винными парами. Тата нарочито резко взмахнула рукой.
– Молодой человек! Вы злоупотребляете? Прямо не отходя с рабочего места?
– Я? – Парень уставился на нее пронзительно-голубыми глазами. Он был загорелый, и на его лице голубели – нет, полыхали огнем – яркие глаза.
– Вы меня с кем-то перепутали?
– Я? – удивилась Тата.
– Вы! Вам самой пить меньше надо!
– Что?! – Тата, казалось, сейчас лишится дара речи. – Что ты себе позволяешь?! Ты знаешь, откуда я?
– Из Ханты-Мансийска?
– Что такое?! Почему Ханты-Мансийск? – обрушилась на него Тата. – При чем здесь Ханты-Мансийск?
– Да ни при чем. Просто я – оттуда. А вы, значит, подалече будете?
– Я?
– Ну да! Манеры у вас, как у кошки драной!
– Да как вы смеете разговаривать со мной в подобном тоне?! – обрушилась на него Тата. – Я из Америки приехала!
– Ну, американская драная кошка, что это меняет-то?
Тата издала звук, похожий на шипение, и ринулась вперед. Я едва успела перехватить ее. Мне только кулачных боев здесь не хватало, прямо перед моим носом! Последний штрих в моей «развеселой» жизни! Тата в роли нападающего, неизвестный мне сторож – в роли жертвы. А потом они поменяются местами! В этом я не сомневалась: достаточно было взглянуть на мрачное решительное лицо парня и на его крепкое телосложение, чтобы понять: такой не стерпит издевок, сразу даст сдачи.
– Скотина! Негодяй! – рвалась из моих рук Тата.
– Бегите! – крикнула я парню. – А то она на вас накинется.
– На меня? – В его взгляде читалось явное удивление. Он резко шагнул ко мне и крепко сжал мои запястья. Я невольно отпустила Тату, и та ринулась к сторожу.
Но только она выставила вперед руки, как он моментально отпустил меня, перехватил их, и Тата лишилась возможности провести бойцовский маневр. Она, изловчившись, подпрыгнула и вознамерилась врезать парню в пах, но он схватил ее поперек туловища и потащил на участок. Большая лохматая дворняга, высунув язык, с любопытством смотрела на эту сцену.
– Что вы собираетесь с ней делать?! – не на шутку перепугалась я. – Отпустите ее немедленно! И не вздумайте бить!
– Бить? Зачем мне это надо? А вот маленько проучить ее не мешает. Слишком много дамочка о себе воображает! – И он с размаху бросил Тату в наполненную водой ванну, стоявшую на участке.
Раздался пронзительный Татин вопль:
– Ско-о-тина!
– Будешь обзываться – дольше под водой просидишь! – И он надавил на Татин затылок.
Послышалось бульканье.
– Боже мой! Отпустите же! Вы утопите ее! – рванулась я на подмогу Тате. – Она только вчера приехала! Женщина с дороги!
Он отпустил ее голову. Подруга кое-как встала в ванне, фыркая и отплевываясь.
– Будете еще оскорблять?
– Ско… Не буду, – завизжала Тата, – честное слово, не буду!