— Продолжайте, — подбодрил Бена Гамаш.
— В общем, я хотел еще немного поработать. Со стенами. Вчера вы сказали, что очень важно увидеть все, и увидеть в подробностях. Ну, и потом еще Клара, естественно.
— Продолжайте, — повторил Гамаш. Краешком глаза он заметил, как Бювуар покачнулся.
— Ты пыталась не показать этого, но я-то видел, что ты мною недовольна, — обратился Бен к Кларе. — Я не слишком-то расторопный работник. Да и человек я неторопливый, наверное. Короче, я хотел сделать тебе сюрприз, поработав здесь ночью. В общем, это, наверное, была не самая умная мысль.
— Я думаю, это прекрасная мысль, — заявила Клара, подходя к Бену и дружески обнимая его. — Но ты только устанешь, а завтра опять будешь еле двигаться, вот и все.
— Об этом я не подумал, — признался Бен. — Вы ничего не имеете против, если я повожусь здесь пару часиков?
— Я не возражаю, — согласился Гамаш. — Но в следующий раз, пожалуйста, предупредите нас заранее.
— Может быть, мне тоже остаться и помочь тебе? — вызвалась Клара.
Бен заколебался и в нерешительности взглянул на нее, словно собираясь что-то сказать, но ограничился лишь тем, что отрицательно покачал головой. Уходя, Гамаш оглянулся на Бена, одиноко стоявшего посреди комнаты. Он выглядел потерявшимся и потерянным мальчуганом.
Наступил четверг, и вечером галерея искусств «Артс Уильямсбург» стала свидетельницей невиданного наплыва посетителей, желавших посмотреть на vernissage. По прогнозам синоптиков, ураган Кайла должен был зацепить городок своим краем нынешней ночью, так что его ожидание добавило событию некоторой пикантности и остроты, как будто посещение вернисажа означало, что вы решили взять судьбу в собственные руки, а это, несомненно, свидетельствовало о мужестве и силе духа. Что, собственно говоря, было не так уж далеко от истины применительно к большинству показов, устраиваемых в галерее «Артс Уильямсбург».
На предыдущих открытиях присутствовали, как правило, только художники в сопровождении немногочисленных друзей, подкрепляясь вином из картонных упаковок и сыром, полученным от козы кого-то из членов совета директоров. Сегодня вечером шумная толпа зрителей окружила работу Джейн, которая, накрытая покрывалом, стояла на мольберте в центре комнаты. Вокруг нее на белых стенах были развешаны картины остальных художников, под которыми выстроились и сами творцы-созидатели. Они имели несчастье быть выбранными для участия в экспозиции, во время которой их работам будет однозначно оказано намного меньше внимания, чем картине погибшей женщины. Кое-кто из них втайне признавался себе, что их несчастье ни шло ни в какое сравнение с тем, что постигло бедную женщину, которая уже была мертва, но даже в несчастье она сумела превзойти их. Жизнь художника и в самом деле занятие неблагодарное.
Гамаш ждал, пока с «Ярмарки» снимут покрывало. Совет директоров галереи «Артс Уильямсбург» решил устроить из вернисажа настоящее светское «событие», посему была приглашена пресса, что означало, что корреспондент газеты «Уильямсбург каунти ньюс» и председатель жюри с нетерпением ожидали le moment juste [63] . Гамаш с завистью посмотрел на Жана Ги, восседавшего на одном из удобных стульев и отказывавшегося уступить свое место пожилому мужчине. Он чувствовал себя утомленным. Так действовало на него плохое искусство. В сущности, он должен был признать, что такое влияние на него оказывало любое искусство. Плохое вино, зловонный сыр и дурно пахнущее искусство лишали его воли к жизни. Он огляделся по сторонам и пришел к печальному, но неизбежному заключению, что это здание не рухнет под ударами урагана, когда сегодняшней ночью на город обрушится Кайла.
— Как всем вам наверняка известно, трагическая смерть вырвала из наших рядов прекрасную женщину и, как оказалось, одаренную художницу, — начала свою вступительную речь Элис Джейкоб, председатель жюри.
Клара втиснулась между Беном и Питером. А Элис все разглагольствовала о достоинствах и добродетелях Джейн. По ее словам выходило, что та была чуть ли не святой. Наконец, когда у Клары уже лопнуло терпение и она была готова взорваться, Элис произнесла:
— Итак, без дальнейших церемоний, — Клара, которая знала и любила Джейн, сочла, что шума и суеты и так было предостаточно, — предлагаю вашему вниманию картину Джейн Нил под названием «Ярмарка».
Покрывало сняли, и взорам собравшихся предстала наконец «Ярмарка». Раздались охи и ахи, а потом воцарилась красноречивая тишина. У зрителей, разинувших от удивления рты, на лицах отражались изумление, отвращение и недоумение.
Гамаш не смотрел на мольберт, он не сводил глаз с толпы собравшихся, следя за их реакцией. Но единственной реакцией, которая привлекла его внимание и которая могла считаться странной, было проявление чувств со стороны Питера. Его нетерпеливая улыбка увяла как только с «Ярмарки» сняли покрывало, и после недолгого созерцания он склонил голову набок и нахмурился. Гамаш, который наблюдал за этими людьми в течение вот уже двух недель, знал, что для Питера Морроу это было равносильно душераздирающему воплю.
— Что случилось?
— Ничего.
Питер повернулся к Гамашу спиной и отошел в сторону. Старший инспектор последовал за ним.
— Мистер Морроу, меня не интересует эстетическая сторона, я расследую убийство. Пожалуйста, отвечайте на вопрос.
Питер растерялся. Он явно не ожидал ничего подобного, как и многие люди, считавшие, что Гамаш не способен изъясняться жестко и непреклонно.
— Картина не дает мне покоя. Не могу сказать, почему, поскольку сам ничего не понимаю. Просто мне кажется, что это не та работа, которую мы оценивали две недели назад. Тем не менее, в чем тут дело и в чем заключается странность, я понять не могу.
Гамаш пристально разглядывал «Ярмарку». Она никогда ему не нравилось, так что его трудно было назвать подлинным ценителем, но, в отличие от рисунков на стенах дома Джейн Нил, это произведение ничуть его не волновало и не трогало.
— И что же, по-вашему, изменилось?
— Ничего. Может быть, изменился я сам. Это ведь возможно? Похоже на карточный фокус, который проделывала Джейн с дамой червей. Может быть, искусство тоже меняется? Я знаю, что когда в конце дня смотрю на свою работу, то она кажется мне блестящей, а на следующее утро она же выглядит жуткой мазней. Картина не изменилась, изменился я сам. Может статься, смерть Джейн произвела на меня такое впечатление, поэтому того, что я раньше видел в картине, больше в ней нет.
— Вы сами верите в это?
«Черт бы побрал этого назойливого полицейского», — подумал Питер.
— Нет.
Двое мужчин не сводили с «Ярмарки» глаз, и вдруг медленно, поначалу едва заметно в комнате возник посторонний звук, которого они никогда не слышали раньше. Он усиливался, стал громче, пока наконец эхом не зазвучал в толпе зрителей. Клара почувствовала, как от лица у нее отлила кровь и похолодели руки. Что это, ураган? Или, может быть, провозвестники надвигающейся бури? Неужели их накрыла Кайла? Но, похоже, громкий гул и рокот исходили из здания. Из этой самой комнаты. Собственно говоря, звук рождался совсем рядом с Кларой. Она обернулась и обнаружила его источник. Им оказалась Руфь.