«Когда родился Гэри, в моей жизни появилась мягкость, гордость, что у меня есть малыш, такое маленькое существо, которое нужно оберегать — и которое, в свою очередь, защищает меня от моих собственных темных сторон. С ним я научилась быть нежной. От мужчин я этого не принимала, а сыну дарила сполна. Из жесткости, жестокости с ним я удержала только силу — чтобы заботиться о моем мальчике, моем ненаглядном…»
Но вот когда мужчина в черном…
Мужчина, который спит в ее постели… Когда он поцеловал ее, прикоснулся к ней нежно, почти по-женски, показал ей, что любить можно и бережно, и осторожно…
Не вправе, не вправе!
Ширли сняла с полки апельсиновое повидло, попробовала: горьковато для завтрака. Лучше малиновое. Она достала черный лакированный поднос, водрузила на него заварочный чайник, пару кексов, варенье, масло, положила две белоснежные салфетки. Две чайные ложечки, серебряный нож — из маминого еще сервиза. Подарок на двадцатилетие. С королевским гербом.
Не вправе, не вправе…
Она вернулась в спальню. Он уже проснулся и, сидя в постели, одарил ее широкой улыбкой.
— Как приятно снова быть с тобой!
— Мне тоже, — ответила она с напускной веселостью.
— А того мужчину, что ты встретила в Париже, ты уже забыла?
Не отвечая, Ширли намазала кекс маслом, потом вареньем и подала ему с натянутой улыбкой. Он откинул простыню и кивнул ей на место рядом с собой. В ответ она мотнула головой. Ей не хотелось держаться слишком близко.
— Я лучше тут посижу, посмотрю на тебя, — неуклюже ответила она в оправдание.
И скользнула взглядом по его рукам: тонким, изящным, с длинными пальцами пианиста.
— Что-то не так? — Он надкусил кекс.
— Все, все так! — поспешно ответила она. — Просто… Как-то я бесцеремонно тебя вчера умыкнула.
— А теперь стесняешься? Не стесняйся. Это же было чудесно.
От слова «чудесно» Ширли передернуло. Она встряхнула головой, словно отгоняя дурное впечатление.
— Все ты правильно сделала, — продолжал он. — А то начали бы разговоры говорить, так бы до всего этого и не добрались. Было бы жалко.
На его губах играла безмятежная, спокойная улыбка.
Эту улыбку она тоже постаралась от себя отогнать. Заерзала на краю постели, наливая чай.
Тут в замке повернулся ключ, раздались шаги, дверь распахнулась, и на пороге появился Гэри.
— Здорово! Круассаны с доставкой на дом! Весь Лондон обегал, пока нашел. Еще горячие. Не Париж, конечно, но чем богаты…
Его взгляд упал на кровать: Оливер, без рубашки, с чашкой чая в руке.
Гэри запнулся на полуслове, посмотрел на него, на мать и с криком: «Только не он! Только не он!» — швырнул пакет с круассанами на кровать и, хлопнув дверью, выбежал из дома.
Гэри мчался без оглядки, задыхаясь, до самого дома. Расталкивал прохожих на Пиккадилли, Сент-Джеймс, Пэлл-Мэлл, Квинс-уолк, миновал Ланкастер-хаус, чуть не попал под автобус, свернул направо, налево, судорожно вывернул карманы в поисках ключей, отпер квартиру, захлопнул дверь и, задыхаясь, снова повернул ключ в замке.
Прислонился к притолоке.
Прочь, прочь отсюда!
В Нью-Йорк!
Там он подыщет преподавателя по фортепиано, там будет ждать результатов экзаменов и, если все в порядке, поступит в Джульярдскую школу и начнет новую жизнь. Сам по себе. Никто ему не нужен.
Гортензия ушла.
Даже записки не оставила.
Гэри рухнул на высокий табурет у барной стойки на кухне. Сунул голову под кран, сделал несколько глотков, побрызгал в лицо водой, намочил волосы, подставил под воду затылок. Утерся кухонным полотенцем, скомкал его и бросил на пол.
Поставил диск с джазом: Душко Гойкович, In Му Dreams.
Посмотрел в Интернете, сколько денег у него на счете: на билет хватит. Вечером надо зайти к бабушке, она сейчас в Лондоне — над Букингемским дворцом вывешен флаг. Минут пятнадцать, не больше. Он объяснит ей, что решил уехать пораньше. Она поймет. Это она посоветовала ему поступать в Джульярдскую школу. Она всегда была на его стороне. «Странные у нас все-таки отношения, — подумал Гэри, наигрывая на краю раковины партию Боба Дегена в такт музыке, — я ее уважаю, она меня уважает. Негласное соглашение. Она никогда не обнаруживает своих чувств, но я знаю, что она всегда рядом. Неизменная, величественная, немногословная».
Он знал, что бабушка проверяет его банковский счет: как он распоряжается месячным пособием, которое она ему выплачивает. Она была довольна, что он не транжирит, живет скромно и непритязательно. Как она хохотала, когда узнала, что в ответ на предложение купить две рубашки по цене одной он ответил продавцу: «У меня же не два туловища!» Как она смеялась, чуть по коленям себя не хлопала, — это королева!.. Да, с деньгами она не шутила. Хотя Гэри все равно не уставал ей повторять, что бережлив по необходимости, раз деньги не его собственные. А вот когда он сам начнет зарабатывать, он с удовольствием первый раз расплатится в ресторане. «Кстати, тебя-то, бабушка, я первую и приглашу на ужин!» В ответ она не могла сдержать улыбки. «Или подарю тебе шляпку, как ты любишь, — бледно-желтую или розовую».
— You’re a good boy, — кивала она.
«I'm a good boy — и пора мне сматывать удочки.
Сейчас щелкну мышью раз-другой — и забронирую себе на завтра билет.
Щелк-щелк. Готово! Лондон — Нью-Йорк, рейс в 19:10».
Соло на ударных. Господин Гэри Уорд, добро пожаловать на борт нашего лайнера. Место в эконом-классе. О, и со скидкой к тому же, раз покупаешь в последний момент. Чего лучше!
Матери он напишет по электронной почте, чтобы не волновалась. Оливеру — ничего. Никто ему не нужен!
Как он оказался в постели Ширли? Этого он, Гэри, не знает и знать не хочет.
«Смотри-ка, — отметил он, — я уже про себя ее называю Ширли! Впервые! Ширли, — повторил он. — Ширли. Привет, Ширли! Как дела, Ширли?»
Он разделся, принял душ, переоделся в чистое, сварил себе кофе, поджарил пару тостов, яичницу. «Ну и заваруха, — размышлял он, глядя, как сворачивается на сковороде ломтик бекона. — Не успеешь высунуть нос из детства, как тебя сразу сносит в водоворот событий. И боязно, и увлекательно. Конечно, будут дни и радостные, и не очень, порой буду чувствовать себя в своей тарелке, а порой не у дел, по Лондону, само собой, буду скучать… Bye-bye, Ширли! Bye-bye, Дункан! Hello, Гэри!»
И словно откликнувшись, пропела в ответ труба Душко.
Он перевернул бекон, добавил масла, чтобы хорошо прожарилось, достал из холодильника бутылку апельсинового сока и хлебнул из горла. Жить так, как я хочу! Ни от кого не зависеть! Он щелкнул резинкой по животу и удовлетворенно усмехнулся: ночь с Гортензией была великолепна, и организм до сих отзывался как положено.