Пока она читала отчет о вскрытии, Кейдж спросил:
— Еще ты сказал, что он был социопатом, Паркер. Как ты пришел к этому выводу?
— А кто еще… — ответил тот рассеянно, наблюдая за выражением лица Лукас. — Скажи на милость, кто еще был бы способен на такое?
Лукас закончила читать и передала отчет Харди.
— Мне прочесть его вслух? — спросил тот.
— Да, пожалуйста, — ответила она.
Паркер заметил, как лицо молодого человека сразу преобразилось, сделавшись уверенным и спокойным, быть может, потому, что он впервые почувствовал себя полноправным членом их команды.
Откашлявшись, полицейский начал:
— «Белый мужчина, приблизительно сорока пяти лет. Вес — 85 килограммов. Особые приметы на теле отсутствуют. Никаких ювелирных украшений. Часы „Касио“ с многофункциональным будильником».
Харди поднял голову.
— На это стоит обратить внимание. Должен был подавать сигналы в четыре, в восемь и в полночь.
Потом вернулся к тексту:
— «Был одет в джинсы неопределенного производства, сильно поношенные, синтетическую куртку-ветровку, рубашку из грубой ткани, также не новую, спортивные трусы, хлопчатобумажные носки, дешевые кроссовки из универмага „Уолмарт“. В бумажнике сто два доллара с мелочью».
Паркер смотрел на проекцию букв на стене, словно описание, которое читал Харди, относилось не к человеку, а к оставленной им записке.
— «Обнаруженные микрочастицы. Следы кирпичной пыли в волосах, глина под ногтями. Анализ содержимого желудка показал, что за последние восемь часов он употреблял кофе, молоко, хлеб и говядину (по всей видимости — недорогой бифштекс)». Вот и все.
Харди прочитал второй листок с грифом «Метстрел», подколотый к отчету.
— Здесь говорится, что им пока не удалось напасть на след грузовика, который сбил его. — Он поднял взгляд на Паркера. — Просто невероятно! Преступник находится у нас здесь внизу, а мы по-прежнему ни черта о нем не знаем!
Паркеру между тем попался на глаза еще один экземпляр сводки основных происшествий — той же, что он видел раньше, где говорилось о поджоге дома Гари Мосса. Бесстрастное описание пожара, в котором чуть не сгорели заживо два ребенка, по-настоящему потрясло Паркера. В какой-то момент он был близок к тому, чтобы повернуться и навсегда уйти из этой лаборатории.
Он отключил проектор и снова положил записку на рабочий стол.
Кейдж посмотрел на часы и начал натягивать на себя плащ.
— Осталось сорок пять минут, — сказал он. — Нам пора выдвигаться.
— Куда выдвигаться? — спросила Лукас.
Старший агент протянул ей ее ветровку, а Паркеру кожаную куртку. Чисто машинально он взял ее.
— Как куда? — Кейдж посмотрел в сторону двери. — Помогать команде Джерри Бейкера проверять отели.
Но Паркер отрицательно помотал головой:
— Нет. Мы должны продолжать работать здесь. — Он бросил взгляд на Харди. — Вы правы, Лен. Преступник нам уже ничего не скажет. Но осталась его записка. А она все еще может поведать о многом.
— Но у них сейчас каждый человек на счету, — настаивал Кейдж.
На минуту воцарилось молчание.
Паркер стоял понурив голову напротив Лукас, а между ними на ярко освещенной поверхности стола ослепительно белела записка шантажиста-убийцы. Потом он поднял взгляд и резко, но отчетливо произнес, чтобы дошло до всех:
— Я считаю, что обнаружить его вовремя все равно не удастся. По крайней мере не в эти сорок пять минут. Меня самого это невероятно угнетает, но лучшим способом распорядиться сейчас собой будет остаться здесь. И продолжать работу с запиской.
— Если я вас правильно понял, — начал Сид, — вы готовы попросту смириться? Я имею в виду, с новыми жертвами.
Кинкейд помедлил, а потом ответил:
— Да, если начистоту. Именно это я имею в виду.
— А что думаешь ты? — обратился Кейдж к Лукас.
Она посмотрела на Паркера, встретившись с ним взглядом. И сказала:
— Я согласна с Паркером. Мы остаемся здесь. И продолжаем свою работу.
Краем глаза Лукас могла видеть Лена Харди, какое-то время стоявшего совершенно неподвижно. Потом он огладил свою прическу, взял со стула верхнюю одежду и подошел к ней.
Хороши, как песня…
— По крайней мере разреши уйти мне, — сказал он. — Я могу быть полезен в одном из отелей.
Она вгляделась в серьезное моложавое лицо. В правой руке он мял свой полувоенный плащ. Снова бросились в глаза ухоженные ногти — чистые и ровно подстриженные. Этому человеку хотелось действовать, понимала она.
— Прости, но не могу.
— Агент Кейдж прав. Им сейчас остро не хватает людей.
Лукас посмотрела на Паркера, но тот уже снова полностью сосредоточился на записке, осторожно вынимая ее из прозрачной папки.
— Давай отойдем на два слова, Лен, — сказала Лукас, жестом показывая ему на дальний угол лаборатории. Только Кейдж обратил на это внимание, но виду не подал. За долгие годы работы он сам неоднократно прошел через приватные беседы с подчиненными и знал, что порой это требует большей осторожности и деликатности, чем допрос свидетеля. Потому что ты разговаривал с человеком, с которым тебе работать бок о бок, которому в будущем, вполне вероятно, придется прикрывать твой тыл. И Лукас могла испытывать только благодарность к Кейджу, позволившему ей самой разобраться с Харди.
— Поговори со мной, — сказала она. — Что тебя гложет?
— Я хочу реальной работы, — ответил коп. — А здесь я нужен как собаке пятая нога. Я из полицейского управления округа. Всего лишь из отдела анализа и статистики, но… мне нужно быть полезным.
— Ты здесь в качестве представителя полиции. Поддерживать связь между нами и своим начальством — вот твоя единственная задача. Это федеральная операция. А мы — не опергруппа.
Он криво усмехнулся:
— Представитель полиции? Я здесь играю роль стенографистки. И мы оба понимаем это.
Да, она все понимала. И ничто не помешало бы ей поручить ему более активную задачу, если бы она видела, что он может принести больше пользы в другом месте. Лукас не принадлежала к числу педантов, для которых инструкции и правила святы. И будь Харди, например, хорошим снайпером, она бы тут же выпихнула его за дверь и приказала как можно скорее влиться в команду Джерри Бейкера, какие бы указания сверху ни получила. Но сейчас, немного помедлив, она сказала:
— Хорошо. Только ответь мне на один вопрос.
— Конечно.
— Почему ты оказался здесь? — спросила она затем.
— Что значит почему? — нахмурил он лоб.