В отдалении Диггер слышит завывание сирен. Многих сирен.
Он идет дальше по аллее. Сумка теперь болтается в руке. Внутри ее по-прежнему «узи», и сумка опять очень тяжелая, потому что он зарядил новый запас патронов.
Внезапно впереди него на аллее начинается какая-то возня. Он останавливается. Видит маленького мальчишку. Чернокожего и очень худого. Лет, наверное, десяти. Паренек слушает, как кто-то ему что-то говорит. Но говорящий Диггеру не виден.
И он вдруг словно снова слышит голос Памелы:
— Иметь… иметь… детей от тебя? завести… Завести от тебя ребеночка?
Пусть даже детишки твои не в меня,
Я только сильнее влюбляюсь.
Но затем воспоминание о песенке прерывает треск рвущегося по шву пластикового пакета, и автомат вместе с глушителем выпадает через лопнувшее дно. Он наклоняется, чтобы подобрать оружие, а потом поднимает взгляд.
Гм-м-м.
Это не смешно.
Мальчишка и средних лет мужчина, тот самый, что разговаривал с пареньком, оба одетые в какие-то грязные обноски, идут навстречу по аллее. Мужчина тащит плачущего мальчика, у которого к тому же расквашен нос, высоко задрав ему руку.
Они оба смотрят на Диггера. Мальчишка даже с некоторой надеждой во взгляде. Он вырывается из рук мужчины и потирает себе плечо. Но тот снова хватает его.
Потом мужчина видит «узи». Он с ухмылкой говорит Диггеру:
— Слушай, братан, делай что хочешь, я не влезаю. Просто иду своей дорогой, лады?
— Отпусти меня, — ноет мальчик.
— Заткнись! — Мужчина заламывает ему руку за спину, отчего мальчишка невольно наклоняется вперед.
Диггер дважды стреляет мужчине в грудь. Тот заваливается назад. Паренек всем телом вздрагивает от громких звуков — глушитель-то все еще валяется на земле.
Диггер направляет ствол на мальчишку.
«Если кто-нибудь посмотрит тебе в лицо…»
Палец Диггера начинает давить на курок.
«Иметь… иметь… детей от тебя?» — Слова словно звенят внутри его черепа.
Мальчик по-прежнему не сводит глаз с трупа мужчины, который избивал его. Диггер снова пытается нажать на спусковой крючок. А потом опускает автомат. Парень поворачивается к Диггеру и смотрит на него.
— Мать твою! Ты грохнул его! Ты уложил его на раз, — шепчет он.
Он смотрит прямо в лицо Диггеру. С каких-нибудь трех метров.
Слова мечутся внутри черепа. Убей его он видел твое лицо убей его убейубейубей.
Снова и снова.
Но Диггер лишь издает свое:
— Гм-м-м.
Потом наклоняется, поднимает стреляные гильзы, глушитель, заворачивает все это в порванный пакет со щеночками и бредет к выходу из аллеи, оставив мальчишку разглядывать труп, распластанный рядом с грудой мусора.
«Иди обратно в мотель… Щелк… Иди обратно в мотель и жди».
Он поест немного супа и будет ждать. Он прослушает автоответчик. Быть может, человек, который всегда говорит ему, что делать, уже позвонил и велел прекратить стрелять.
Мне стоит услышать, как ты входишь в дом…
Немного супа сейчас ему не повредит.
Я только сильнее влюбляюсь.
Он готовил суп для Памелы. Он готовил суп для Памелы в тот вечер… Клик. Тогда было Рождество. 25 декабря. Один два два пять. Такой же вечер, как сегодня. Холодный. И яркие огни повсюду.
«Вот золотой крест для тебя, — сказал он тогда. — А эта коробка для меня?.. Неужели подарок? О, это плащ! Спасибо, спасибо, спасибо…»
Диггер стоит у пешеходного перехода, дожидаясь зеленого.
Внезапно что-то прикасается к его руке.
Диггера это не пугает. Диггер не пугается никогда. Но сквозь рваный пакет он сжимает автомат. И медленно поворачивается.
Рядом с ним стоит мальчик, крепко вцепившись ему в левую руку. Он смотрит прямо перед собой.
Влюбляюсь, влюбляюсь, влюбляюсь…
Светофор переключается.
Диггер не трогается с места.
Все сильней!
— Эй, мы можем переходить, — говорит мальчик, глядя теперь на щеночков с пакета. Диггер тоже видит, как загорелась зеленая фигурка пешехода.
Этот зеленый человечек кажется ему таким счастливым.
Что бы это ни означало — счастье.
Держась за руки, они вдвоем переходят на противоположную сторону улицы.
Топографический и геологический архивы округа Колумбия располагаются в старом здании между Седьмой и И-стрит.
И далеко не по чистому совпадению оно находится рядом с одним из мало кому известных офисов Секретной службы и Центром планирования спецопераций Совета национальной безопасности.
Об архивах нет ни слова ни в одном путеводителе для туристов, а если случайный посетитель, увидев вывеску, зайдет внутрь, один из трех вооруженных охранников, сидящих за стойкой в фойе, вежливо сообщит ему, что это учреждение закрыто для посещений публикой и здесь не устраивают экскурсий или выставок. «Всего вам хорошего. До свидания».
Кейдж, Паркер и Лукас, не прекращавшая куда-то названивать со своего сотового, как раз ждали в фойе. Она захлопнула крышку мобильника и сообщила:
— Ничего нового. Он просто исчез.
— А свидетели?
— Несколько водителей заявили, что видели бегущего мужчину в темной одежде. Им показалось, что он был белым. Среднего телосложения. Но ничего более определенного. Боже ты мой!
Кейдж огляделся по сторонам.
— Как ты сумела получить сюда доступ, Лукас? Даже мне бы это не удалось.
Теперь настал ее черед загадочно пожать плечами. Похоже, канун Нового года оказался подходящим временем, чтобы прибегнуть к помощи связей наверху и взыскать кое с кого старые должки.
К ним присоединился Тоби Геллер, не спеша вошедший в фойе. Он приветственно кивнул остальным членам команды. Потом их отпечатки пальцев проверили через систему распознавания, а оружие изъяли и заперли в специальный сейф. Затем всю группу проводили до лифта. Все вошли в кабину. Паркер ожидал, что сейчас начнется подъем, но, как оказалось, выше первого этажа лифт не ходил. Лукас нажала на кнопку, обозначенную кодом B7, и кабина начала спуск, который длился целую вечность.
Выйдя из лифта, они прямиком попали в нужный архив. Он на поверку оказался не чем-то вроде библиотеки с полками, ломящимися от старых пропылившихся фолиантов и атласов, каким его представлял себе Паркер — признанный эксперт по документам, — а огромным залом с современной офисной мебелью, рассчитанной на работу со сложными электронными приборами, и столами, заставленными телефонами, микрофонами и множеством компьютерных дисплеев с диагональю по меньшей мере 60 сантиметров. Даже сегодня, в предновогодний вечер, не менее двадцати мужчин и женщин сидели перед экранами, на которые были выведены очень детальные карты, набирали что-то на клавиатурах, вели переговоры через стоявшие перед ними микрофоны.