— Так обычно с праздниками и происходит, сэр. Всегда приходится напоминать себе, что ровно через год будет точно такой же, — ответила она со смехом. — Нам стоило бы заказать и раздать сотрудникам футболки с такой надписью.
Он одними губами улыбнулся. Потом спросил:
— А что с нашим разоблачителем коррупции? Были новые угрозы?
— Вы о Моссе? Я какое-то время не навещала его, но сделаю это непременно.
— Вы полагаете, с ним могут возникнуть проблемы? — нахмурился заместитель директора.
— О нет. Никаких проблем. Просто он задолжал мне бутылку пива.
В опустевшей лаборатории по работе с документами доктор Эванс закончил разговор по сотовому телефону. Потом выключил телевизор.
Стало быть, Диггер мертв.
Сообщения в новостях страдали сбивчивостью и неполнотой, но главное, что понял Эванс, потери оказались минимальными. Значительно ниже, чем в метро или на теплоходе. И все равно даже на телевизионной «картинке» Конститьюшн-авеню выглядела как зона боевых действий. Все в дыму, десятки спецмашин, люди, укрывшиеся за автомобилями, кустами, стволами деревьев.
Эванс надел свою просторную парку и прошел в угол комнаты. Там он уложил в рюкзак тяжелый термос, закинул ношу на плечо, открыл сдвоенные двери лаборатории и двинулся вдоль скупо освещенного коридора.
Диггер… Какое все-таки необыкновенное существо. Должно быть, как он и сказал агентам ФБР, один из немногих людей в мире, психологический портрет которого составить представлялось совершенно невозможным.
У лифтов он помедлил и посмотрел в справочник ФБР, стараясь сориентироваться. В брошюре он нашел план и изучил его. Здание штаб-квартиры оказалось куда как более сложным внутри, чем он себе воображал.
Эванс уже поднес палец к кнопке с надписью «Вниз», но не успел еще нажать ее, когда вдруг услышал возглас:
— Эй, привет!
Он обернулся и увидел, что кто-то идет к нему со стороны шахты другого лифта.
— Как дела, доктор? — снова раздался голос, показавшийся теперь знакомым. — Вы уже слышали?
Это был молодой полицейский Лен Харди. Его плащ уже не выглядел безупречно отглаженным и чистым. Он сильно помялся и покрылся темными пятнами. На щеке копа виднелся свежий порез.
Эванс надавил на кнопку «Вниз». Причем в спешке он сделал это дважды.
— Да, только что смотрел выпуск новостей, — ответил он Харди. Потом одним движением сбросил с плеча рюкзак. Он даже слегка крякнул, когда поймал его на согнутую в локте руку. И начал расстегивать молнию.
Харди рассеянно смотрел на этот потертый заплечный мешок.
Потом он сказал:
— Признаюсь, я слегка погорячился, когда добровольно вызвался брать этого убийцу. На меня словно что-то нашло. Какая-то боевая лихорадка, должно быть.
— Такое бывает, — пробормотал Эванс. Он сунул руку в рюкзак и достал термос.
Харди продолжал делиться впечатлениями:
— Он ведь чуть не прикончил меня. И уж точно перепугал до ужаса. Я был от него метрах в десяти, не больше. Видел его глаза, видел дуло его автомата. Ну, доложу я вам… Только сейчас начал понимать, какое это счастье — быть живым.
— И это тоже естественное чувство, — сказал Эванс. «Где же этот чертов лифт?»
Харди посмотрел на серебристый металлический цилиндр.
— Кстати, не знаете, где агент Лукас? — спросил детектив, оглядывая теперь полутемный коридор.
— Думаю, она внизу, — сказал Эванс, отвинчивая пробку термоса. — Ее вызвали к начальству. Она должна быть в вестибюле внизу. Со стороны Девятой. Разве вы только что не прошли через то фойе?
— Нет, я вошел через подземный гараж.
Доктор вынул из термоса пробку.
— А знаете, детектив, я все еще вспоминаю ваш рассказ о «Диггерах» и «Левеллерах». Это прозвучало так, словно вы мне не доверяете.
Эванс повернулся к Харди.
Потом он опустил взгляд и увидел черный пистолет с глушителем, ствол которого Харди направил ему в голову.
— Доверие здесь вообще ни при чем, — отчетливо произнес он.
Термос выпал из рук доктора. Кофе растекся по полу.
Он увидел желтую вспышку из дула пистолета. И это было последним, что он видел в своей жизни.
«Почерк стал главной уликой против меня».
Из последнего слова Бруно Гауптмана на процессе по делу о похищении ребенка Линдберга
Агент был все еще достаточно молод, чтобы наслаждаться самим по себе статусом сотрудника ФБР. А потому не имел ничего против, когда его назначили на дежурство в центре обеспечения безопасности здания ФБР, расположенном на третьем этаже, с полуночи до восьми утра в новогоднюю ночь.
Конечно, сыграла свою роль и Луиза — его напарница на ночь, надевшая тесную голубую блузку и короткую черную юбку. Он считал, что девушка с ним заигрывала.
«Нет, она определенно со мной флиртует», — заключил он.
Пусть говорила она все время о своей кошке, но есть ведь еще всем известный «язык тела», а он красноречиво свидетельствовал, что она к нему неравнодушна. Ее черный лифчик отчетливо просвечивал сквозь ткань блузки. И в этом тоже заключалось безмолвное послание.
При этом агент все же не сводил глаз с десятка телемониторов, за которые он отвечал. Столько же находилось под контролем сидевшей слева Луизы. Вся система обслуживалась более чем шестьюдесятью видеокамерами, установленными внутри здания и снаружи по периметру. Поэтому изображения на мониторах сменялись каждые пять секунд, когда в установленной последовательности включалась очередная камера.
Луиза в своем черном бюстгальтере лишь вяло поддакивала, слушая его рассказ о домике, купленном родителями на берегу Чесапикского залива, когда раздался резкий зуммер аппарата внутренней связи.
Это не могли быть Сэм или Ральф — двое агентов, которых они с Луизой сменили на дежурстве всего полчаса назад. У обоих был спецдопуск и пропуска, позволявшие открывать любые двери без обращения на пульт.
Молодой агент нажал на кнопку приема вызова.
— Слушаю вас.
— Это детектив Харди. Полицейское управление округа.
— Кто такой Харди? — шепотом спросил он Луизу.
Она лишь передернула плечами и вернулась к наблюдению за своими мониторами.
— Чем могу вам помочь?
В динамике раздался легкий треск, а потом вновь голос:
— Я работаю в команде Маргарет Лукас.
— О, по делу о стрельбе в метро?
— Совершенно верно.