— В полицию я тебя не отведу.
— Не отведете?
— Не отведу.
— Знаю. Догадалась. Не дурочка, — неожиданно кокетничая, заверещала Лида. И вообще вы не местный.
— Верно, не местный. Я из Южной Африки, из отдела по борьбе с наркотиками. Знаешь, как у нас допрашивают? Пытки третьей категории.
— Во-первых, если вы не местный, я имею право не отвечать на ваши вопросы. А во-вторых, от кого я получила порошки, я все равно не скажу. Вы и ваши гориллы можете затащить меня в какой-нибудь дом, там пытать и убить.
«Обычно женщины добавляют в таких случаях “и изнасиловать” но эта, очевидно, невысокого мнения о своих женских достоинствах», — отметил я про себя.
— Несмотря на то, что ты смотришь на мир несколько пессимистически, направление мыслей у тебя верное.
— А почему не пессимистически? Вот вы, такой красивый, вроде бы добрый, сандвичем угостили, вежливо разговариваете, а потом: «пытки третьей категории». Эх вы! — Она уткнулась в кофе и, судя по всему, приготовилась плакать.
«Неврастеничка, с ней надо осторожно», — решил я.
— Послушай. Я не хочу ничего плохого ни тебе, ни твоим друзьям. Мне только нужна информация. Небольшая информация.
— Ну. так вежливо и спросите.
— Про тебя говорят, что ты в туалет с гранатой ходишь.
— Чтобы туда ходить, надо есть, а у меня это не каждый день получается.
— Не стыдно такое говорить мужчине?!
— Стыдно. И стыдно, что начала обращаться к вам на «ты». Было бы лучше называть вас по имени. Но вы ведь не скажете мне своего имени?
— Догадалась.
— Тогда я вас буду называть просто «русский, который отобрал у меня порошки».
— Русский? — обомлел я.
— У вас характерные ошибки. Я изучала в университете русскую литературу. И люблю Достоевского. У меня и имя русское. Я сначала хотела быть Соней. Как Соня Мармеладова. Потом встретила одну плохую Соню. А имя Лида тоже русское и красивое. Правда?
— Правда, — я счел за благо обмануть. Сестру моей бывшей жены звали Лида, и ничего красивого в этом имени я не находил.
— Когда ты догадалась, что я русский?
— С первых минут. Я не такая уж дурочка. Южная Африка, Южная Африка… Я все понимаю. Все-все понимаю. Вас интересует Пичугин. Вы из КГБ.
— Ладно. Пичугин меня… лично меня не интересует. Меня не интересует, как и почему вы ему помогали. Меня интересует только одна вещь.
Я замолчал. Молчала и Лида.
Я подозвал хозяйку:
— Что у вас на обед?
— На основное — рагу или тефтели с картофельным пюре. А сначала салат.
Я повернулся к Лиде:
— Ты что любишь? Рагу или тефтели?
— Тефтели.
— Тогда, пожалуйста, тефтели, два бокала красного и мне кофе.
— Меня вообще-то зовут не Лида, а Алеида. Но Лида как-то удобнее.
— Алеида? Ты что, арабка?
Лида фыркнула:
— Странно такое от вас слышать! Хотя вы все там уже не такие. Алеида — дочь Че Геварры. И кто вас интересует?
— Не кто, а что. Пичугин увез с собой статуэтку. Я хочу узнать, у кого она.
— Чтобы отнять.
— Чтобы купить.
— Это дорого.
— А ты знаешь, что за статуэтка? — обрадовался я.
— Знаю.
— А я нет.
Лида не удивилась:
— Значит, вы только пешка. Странно. А такой солидный… Хотя, если бы вы были пешка, вы бы не признались. Пешки не признаются, что они пешки. Значит, вы или начальник или… честный человек. Почему вы начали с меня?
— Я боюсь твоих напарников. Твой главный может меня живо без разговоров… — я провел рукой по шее.
— О ком вы?
— О том, кто ходит как баба, у которой расстегнулся бюстгальтер.
— Вы его знаете? Верно. Точно так он и ходит! — Лида вдруг расхохоталась по-детски звонко. Голова у нее затряслась, и нечесаные кудряшки поднялись чертиками. Потом, не моргая, уставилась на меня. — Он сутулый. У него больные легкие. А что касается… — она повторила мой жест рукой по шее. — Он не убьет. Раньше, верно, мы могли на всякое пойти. А теперь нет. Время не то.
— Так что это за статуэтка?
— Ну что вы пристали: статуэтка, статуэтка… Дело не в ней, а в том, что внутри нее.
— И что там?
— Догадайтесь.
— Алмаз?
— Верно.
— Необработанный?
— Ну да.
— Кому он принадлежит? И где он?
— Почему я должна вам все рассказывать?
— Ты меня полюбила.
— Пока нет.
— Авансом.
— Ладно. Пичугин где-то достал алмаз. Огромный. И отдал его нам. Мы ему организовали отъезд. Он нам помог провезти алмаз, у него дипломатический паспорт.
— Но алмаз надо еще обработать.
— Точно.
— И где он сейчас?
— У одного человека.
— Почему вы его отдали? Вам нужны деньги?
— Чего спрашивать, если знаешь ответ.
— Как найти этого человека?
— Просто. В Довиле. Это рядом. Но вы его не найдете.
— Помоги.
— Порошки отдадите?
— Отдам.
Лида подумала:
— А я вам и вправду помогу. Мы заинтересованы, чтобы кто-то купил этот алмаз. Его трудно продать. Он не отшлифованный.
— И ты заплатишь?
— Заплачу.
— Не удивил.
— А ты меня удивила. Я думал, что ты другая.
— Какая?
— Будешь кричать «Че Геварра!» и убеждать меня в необходимости мировой революции.
— Я и была такой. Но теперь другое время. Время прошло, а вы в Москве ничего не заметили. И вообще вы очень старый.
— Старый? Ишь ты! — я даже обиделся.
— Конечно, старый, — вызывающе подтвердила Лида. Ей явно нравилось, что теперь она ведет разговор.
— Значит, я тебе не нравлюсь.
— Я этого не говорила.
— Про тебя говорят, что ты лесбиянка.
— А если про вас скажут, что вы любите мальчиков, как вы докажете обратное?
— Мыслишь ты логично.
— Я изучала логику. Три года в университете… Я только потом…
— Стала колоться, — подсказал я.