— Точно.
— Откуда это известно?
— Я искал «фельдмаршала». Помнишь, я тебе рассказывал про наркотик. Да ты и сам в курсе. Мои знакомые были уверены, что этот «фельдмаршал» у Топалова. Искали очень тщательно. Нету! Если бы кейс был у него, то его нашли бы.
— Понятно.
— Это тебе поможет?
Конечно, поможет. Я знал, что Топалов с кейсом куда-то уехал. Но теперь я знаю, что вернулся он в Онфлер без кейса.
— Поможет.
— Есть какие-нибудь идеи, где он мог его спрятать?
— Никаких. Как у тебя с «фельдмаршалом»?
— Почти порядок. Он попал к одним бандитам, те его продали шейхам. Но не весь. Кое-что я забрал. Как ты меня нашел? Продал посол?
— Продал, но не посол.
Кузякин достал из холодильника еще две маленькие бутылки «Лоран Перье», начал деловито открывать. Его лоб и те части щек, которые оставались без бороды, отливали темно-красной медью. «Чего он такой красный?
— подумал я. — От загара или не просыхает?»
— Ладно, скажу. Продал итальянский переводчик.
— Павлин?
— Павлин. Я на него поднажал.
— Хорошо поднажал? — Кузякин рассмеялся.
— Хорошо.
— Теперь это уже не секрет. Знаешь, что я делал в Монпелье?
— Нет.
— Монпелье — город, где сосредоточены лучшие медицинские кадры Франции. Да куда там Франции, всей Европы! Мы собирались закупить там медицинское оборудование. Перевели огромную сумму денег. И моя задача была вернуть эти деньги, но не тем, кто их отправил…
— А в банк «Люмме и Корпкс», — подсказал я.
— Верно.
— И кредит, о котором говорил посол, тоже пошел бы в этот банк?
— Именно так.
— И люди, с которыми я тебя встретил в ресторане, тоже связаны с этим банком?
— Нет. Совсем нет. Ты понимаешь, я приехал их убеждать совершить одну сделку, а они, оказывается, приехали меня убеждать. И чтобы меня подмазать, привезли мне девиц. Одинаковых, как карандаши. Но в постели одна — Марья-искусница, и какая! А две другие Василисы Прекрасные, и ничего больше.
Он положил руку мне на плечо:
— Старикашка, а тебе отсюда надо линять. Быстро-быстро! Брось ты этот кейс! Сейчас не до жиру.
— А куда? Дома, сам видишь, что творится! Что посоветуешь?
— Можно и так, и этак. Позвони мне домой в субботу. Где окажешься, оттуда позвони. Если меня не будет, скажи, как тебя найти. Деньги нужны?
— Вроде бы нет.
— Не стесняйся, старикан. Я тут, знаешь, хитрые компании создаю, деньжищ вокруг! И все безотчетные.
Он открыл бумажник, вытащил пачку стодолларовых купюр:
— Возьми пару-тройку, сгодятся. На первое время.
Я взял три купюры. Кузякин засунул бумажник в карман:
— Мы с тобой еще поработаем. На дизеле. Помнишь?
— Он захохотал и ткнул меня в бок.
Как не помнить! Эту кузякинскую частушку я хорошо знал: «Мы с приятелем вдвоем работали на дизеле…».
Я поднял стакан:
— Давай на прощание.
— Давай. И поверь, старикашка, я тебя действительно очень люблю. Знаешь, как было бы здорово поселиться вместе где-нибудь на Канарах, а? На всю оставшуюся жизнь.
В отеле я мог спокойно рассуждать: девятого апреля Топалов получил кейс и оставался в Риме до семнадцатого. Что делал, не знаю; со слов Сосульки известно, что он был в художественном салоне.
Что он делал в Риме целую неделю с кейсом, полным необработанных алмазов? Это, конечно, не бриллианты, но и не морская галька. А он трусоват. Он побоялся бы держать их в гостинице и постарался бы поскорее от них избавиться. А если такой вариант? Седьмого он получил кейс — и сразу в Онфлер. Связался с Марком, тот помог ему продать камни и он вылетел… назад в Рим. Без камней, но с деньгами.
Здесь, в Риме, он припрятал кейс и спокойно вернулся в Онфлер.
Я включил телевизор. На экране портрет Электры и голос диктора:
— Назначена министром культуры.
Надо будет позвонить, поздравить.
Припрятал кейс с деньгами в Риме. Один или вместе с Крокодилом. Скорее всего, один. Иначе Крокодил не стал бы рассказывать о том, что Сосулька видела его в художественном салоне. А может быть, наоборот. Припрятали они вместе. Крокодил слинял, говорит, в Австралию. Знаю я, в какую Австралию. Сидит себе спокойно в Женеве, рыбку кушает. Когда он узнал, что Топалова убили, понял: самое время доказать мне, будто кейс спрятал Топалов. Один. Без него. Тут и понадобилась сказка о том, как какая-то Сосулька видела того в Риме. Пройдет время, он вернется в Рим и заберет кейс.
Я набрал номер.
— Синьора Игельвертора, пожалуйста.
Синьор подошел тут же.
— Во-первых, вы оставили машину с зажженными фарами. Во-вторых, надо поговорить.
— Ладно. Напротив «парткома» кафе знаешь?
— Знаю.
— В полшестого подойдет?
— Лучше в шесть.
— Согласен.
За несколько дней всё изменилось. Теперь можно встречаться открыто.
Листьев появился точно в шесть часов.
— Честно скажу, не ожидал. Так все быстро… Как ты думаешь, чем все кончится?
Я не знал.
— Без понятия.
— И я тоже. Но во всяком случае всё начинается с новой страницы. У тебя есть вопросы?
— Один. Ты знал Типографа?
— Топалова? Знал. Я тебе уже говорил об этом.
— Давно?
— Лет двадцать.
— Что он за человек?
— Сразу трудно сказать. Но человек он скверный.
— Чем увлекается? Личные связи.
— Мы сначала думали, что он по мальчикам, оказалось, нет. Вообще-то он натура художественная. Считает себя скульптором. Где-то под Парижем у него даже лет десять назад была мастерская. Там он творил… Лепил скульптуры. Нечто ужасное в два-три метра высотой. Потом разочаровался и все скульптуры разбил. И правильно сделал. Как ты думаешь, моей жене теперь разрешат ко мне приехать?
Стоп. Где-то это я уже слышал. Ну, конечно. Крокодил мне говорил, что отец у Сосульки скульптор. И скульптор странный. Каждая скульптура — величиной с памятник на площади.
* * *
Листьев ушел, а я купил у мальчишки вечернюю газету. Политика, политика, спорт, финансы… это меня сейчас не интересует; наконец — культурная жизнь. На полстраницы — Электра в королевской мантии и крупными буквами: «Театр Латино. Новый министр сегодня вечером в эпосе “Ночные феи”». Но и феи меня сегодня тоже не интересовали. Я открыл следующую страницу и углубился в изучение художественных выставок. И здесь мне повезло. «Вернисаж: школа Пикассо в Риме. Торжественное открытие — 19.00». Я посмотрел на часы: 19.10 — и допил кофе.