Белосельцев чувствовал грандиозность мегамашины, ее планетарную мощь, способность управлять историей, ввергать мир в разрушительный Конец Света или останавливать на черте катастрофы. Машина была создана в недрах красной империи, выражала ее сокровенную суть. Была той самой, скрытой от глаз тайной цивилизацией, о которой говорил Чекист. Упрятанная в военный камуфляж, облаченная в уродливые формы ромбов и параллелепипедов, она была готова к чуду преображения, к дивной красоте, божественному промыслу, замыслившему земную жизнь как неуклонное приближение к Раю.
— Старт операции дают агентурные донесения из зоны локального конфликта. В данном случае — Карибский бассейн, Никарагуа, где готовится прямое вторжение корпуса американской морской пехоты с целью установления диктатуры, — Полковник в очках, трогательно напоминавший студента, старательно выполнял поручение — образовывал Белосельцева. А тот взирал на уродливо-беспощадные формы огромной машины, вцепившейся в землю и небо. Знал, что она — страшное чудище из сказки, скрывающее под зверской личиной небывалую красоту и благоговение перед жизнью.
— Теперь, если не возражаете, мы можем проследовать в боевые отсеки, — любезно предложил полковник. — Через пять минут — старт операции.
Покидая нежную светотень серебристых сосен и розовую, усыпанную шишками тропку, они вошли сквозь люк в нутро машины, оказавшись в зеленоватом сумраке длинного, ветвящегося в разные концы помещения. Повсюду светились серо-голубые экраны, мерцали индикаторы, бежали огненными бесконечными строчками электронные цифры, похожие на неутомимых муравьев. Пахло лаками, краской, нагретыми пластмассами. И везде, — в нишах, под уступами, на разных высотах, в разных позах, сидели офицеры. Их лица, казавшиеся масками, озаряли экраны. По их погонам бежали водянистые отсветы. Их подсвеченные пальцы перебирали клавиши, извлекая мерные гулы и рокоты подземного мира. Ловкие пальцы перебрасывали тумблеры. Их уши закрывали наушники. У шевелящихся губ темнели маленькие микрофоны. Внутренность дракона была полна трепетаний, дрожи, пульсации, словно действовала огромная перистальтика, и люди, которых он проглотил, медленно перемещались в бесконечных завитках и петлях кишечника.
— Отсюда вы можете наблюдать картины сражений на самых удаленных участках планеты, — пояснял полковник, весь прозрачно-голубой и колеблемый в свете нескольких широких экранов. — Мировой океан представлен всеми флотами мира, снятыми с разведывательных спутников в режиме реального времени. — Полковник, все более утрачивая телесность, наполнялся каким-то водянистым светом, становился похож на реторту со светящимся газом. Его рука, как синяя прозрачная тень, проплыла над экраном, где океаны несли на себе эскадры боевых кораблей, авианосные соединения, а в пучине, среди донных течений, скользили подводные стартплощадки, многоцелевые лодки-охотники, создавая под полярной шапкой, в Атлантике, у берегов Японии причудливые скопления, похожие на сообщества водомерок, участвующих в брачной погоне.
— Космос представлен орбитальными группировками обеих сторон. Можно наблюдать работу истребителей спутников, по мере перетекания борьбы в околоземное пространство. — Казалось, говорящий был невидимым — исчез на фоне огромного экрана, где множеством светляков мерцали парящие спутники. Он был частью огромной системы, ее слабым человеческим дополнением, в котором она почти не нуждалась и могла превратить в электронный блок, в радиоволну, в световой индикатор. Белосельцев видел, что и другие офицеры были дополнением к машине, срослись с ней кровяными сосудами, зрительными нервами, чуткими нейронами. Она пила их соки, сосала эмоции, питалась их плотью, обменивалась с ними таинственными энергиями, которые добывала из прозрачного бездонного Кос моей.
Белосельцев и себя ощущал крохотной частицей машины. Кончиком чуткого нерва, на который падали невесомые капли света. «Рай... — повторял он — Русский Рай... Этот полковник и есть тот самый дублер, что сменит утомленного, изношенного в войнах Главкома. Превратит мегамашину Судного часа в завещанный Рай...»
Они придвинулись к оранжевому, ядовитому экрану, по которому пробегали молнии знаков и цифр.
— Космическая разведка в районе Карибского моря сообщает, что соединение противника численностью до двух тысяч человек вторглось в Никарагуа в провинции Нуева Сеговия и движется к столице Манагуа, — голос полковника возвысился, сладко задрожал на вершине и, набирая скорость и ярость, помчался вниз. — В ответ на агрессию с Кубы поднят полк Ми-21. Бомбоштурмовым ударам подверглись колонны вторжения, базы в Гондурасе, центры управления гондурасских и американских войск.
Полковник на мгновенье исчез, словно превратился и электронный иероглиф. Тонкой молнией прянул на экране, исчез среди сигналов и кодов.
― В ответ на удары кубинских МИГов началось американское вторжение на Кубу. Шесть десантных кораблей из Флориды. Морская авиация бомбит побережье Гаваны.
С базы Гуантанамо выдвигаются колонны бронетехники и пехоты. Наблюдаются воздушные бои над Плайя Херон. Советская бригада на Кубе приведена в боевую готовность. — Экскурсовод Белосельцева вдруг вырвался прозрачным вихрем из параболоида антенны. Мчался в туманном небе тропиков, как сияющая прозрачная бабочка. Обгонял штурмовые вертолеты, вспахивающие взрывами белые пляжи Гаваны. Десантные корабли растворяли носовые проемы, вываливали аппарели, и оттуда, как тяжелые неуклюжие жабы, плюхались в воду танки. Начинали бурлить, клокотать. Плыли, открывая с моря огонь, поражая опорные пункты кубинцев. Над сверкающими призмами небоскребов чуть заметными проблесками носилась карусель самолетов. Выпадая из нее черной шалью, рушился подбитый «фантом».
― Войска Прибалтийского округа силами танковой армии, при поддержке четырех моторизированных бригад наносят удар через Польшу по северной Германии с продвижением на Кельн и Франкфурт. Корабли Балтийского флота осуществляют глубокий десант, с захватом портов противника. Самолеты морской авиации и части воздушной армии подавляют рубежи обороны в районах Бельгии и Голландии. Дивизионы тактических ядерных сил приведены в повышенную боевую готовность.
Мегамашина чавкала огромными стальными зубами, изжевывала границы, надкусывала страны, прогрызала в континентах коридоры и дыры, запуская в них огненного змея войны. Она владела миром, смещала его утомленные оси, сшибала армии, сталкивала небесные армады, наполняла лазареты тысячами истерзанных и обгорелых людей. Мир был огромной грязной простыней в ее стальных кулаках. Скручивался в жгут, выжимался, отекал расплавленной сталью и красной горячей жижей.
Полковник, еще минуту назад щуплый, узкоплечий, с длинными, робко опущенными руками, с бледной полоской лба над хрупкой оправкой трогательных, студенческих очков, вдруг стал искрить. Рассыпался на металлические огненные шарики. Превратился в облако плазмы. Разлетелся в разные концы сумрачного пространства машины. Мчался над Северной Европой в образе гневной Валькирии, с пепельным вихрем волос, гневно кричащим ртом, разрывая небо пожаров огромными шарами грудей.
Распростерся над Кельном, где шел скоротечный танковый бой. Танки прорубали коридоры в кварталах, заливали горячей сталью центральный район и ратушу. Горел разрушенный ударами авиации Кельнский собор, босые белокурые дети убегали по мостовой, и русский танкист из горящего танка посылал пулеметные очереди в разноцветный витраж собора, где засел солдат с безоткаткой.