Утром в пятницу я встала рано, приняла ванну, вымыла голову, потом пошла в спальню и уставилась на одежду и шкафу. Что можно надеть на свадьбу сестры с человеком, которого ненавидишь, если свадьба происходит всего через несколько дней после того, как умер родной брат? Ничего чрезмерно яркого, ничего сексуально привлекательного, ничего очаровательного, ничего изысканного. Но нельзя же прийти на свадьбу в черном. Подумала о белом лице Кэрри, выглядывающем из красного бархата. Вспомнила о лице в обшитом гробу. В конце концов вытащила из шкафа платье лавандового цвета и поднесла его к свету. У него был тонкий вязаный верх и свободная шифоновая юбка, вообще-то оно летнее, но если надеть сверху приятную рубашку из грубого шелка, то оно вполне подойдет. Накрасилась, высушила волосы феном, продела в мочки ушей серьги, надела колготки и осторожно влезла в платье. Посмотрелась в зеркало, передразнила создание с бескровным лицом и ввалившимися глазами, которое увидела там.
Надела свое длинное черное пальто, взяла подарок и вышла. Мы все вместе собирались пойти пешком в бюро записи актов гражданского состояния от дома родителей, поэтому я поехала туда, несмотря на поток транспорта, и припарковала машину перед домом, который был недалеко от дома родителей.
Полубегом под моросящим дождем, высоко поднимая платье, чтобы оно не запачкалось в лужах, добралась до дверей, но не успела поднять кулак, чтобы постучать, как дверь открылась.
— Миранда, — сказал отец.
Я испугалась. На нем был поношенный клетчатый халат, он был небрит. Перепутала время?
— Нам пора выходить, — сказала я.
— Нет, — ответил он. — Нет. Входи.
Мама сидела на ступеньках лестницы, на ней были мешковатые рейтузы и старый свитер с воротником «хомут», в течение многих лет я не видела, чтобы она носила это. Заметив меня, она подняла голову. Все лицо было испещрено морщинами и изрыто складками.
— Ты сказал ей?
— Что? — спросила я. — Сказал мне — что? Что происходит?
— Он отказался.
— Что ты хочешь сказать?
— Его не было рядом, когда проснулась, Кэрри, он позвонил по телефону в восемь часов. Он сказал…
На мгновение монотонный голос замолчал. Она покачала головой, словно проясняя что-то, затем продолжала:
— Он сказал, что сделал все, что мог, чтобы помочь нам всем, но ничего хорошего не получилось. Он сказал, что устал поддерживать всех нас и делать это больше не может.
Я опустилась на ступеньку ниже мамы.
— О, бедняжка Кэрри!
— Он сказал, — продолжала она, — что у него появилась возможность найти счастье с другой, и он знает, мы должны понять, что он должен использовать ее. Должен же он подумать и о себе когда-то.
— Другая? — тупо вымолвила я, эта новая информация просто физически ударила по голове.
Ощущала я именно это. Мать подозрительно взглянула на меня:
— Ты не знаешь?
Я не отвечала. Просто смотрела на нее, сбитая с толку.
— В конце концов, она твоя подруга, — продолжала она.
— Нет, — сказала я. — О нет.
— Итак, — произнесла моя мать, — вот до чего мы дошли.
— Лаура, — сказала я.
Я поднялась наверх в спальню Кэрри. Свет был выключен, в комнате было сумрачно. Она сидела на кровати очень прямо, все еще в пижаме. Я села рядом и погладила ее тонкие, мягкие волосы, она повернулась ко мне и смотрела на меня пристальным стеклянным взглядом.
— Как глупо, — сказала она дрогнувшим голосом. — Я думала, он любит меня.
— Кэрри!
— Глупо, глупо, глупо.
— Послушай…
— Он просто любил тебя.
— Нет.
— И твою подругу.
— Кэрри, — взмолилась я, — он нехороший человек. Нехороший. С ним что-то не так. Тебе будет лучше без него. Я знаю, ты найдешь…
— Не хочешь ли ты сказать, что я найду кого-нибудь лучше? — прошептала она, глаза горели.
— Хотя бы.
— Все рухнуло, — тихо сказала она. — Все рухнуло уже тогда, когда Трои покончил с собой. Брендан просто разбросал еще несколько остающихся камней. Ничего не осталось.
Я задумалась о том, как Брендан растоптал мою семью, раздавив своими сапогами все наши надежды. Я обняла старшую сестру, ее худенькое тело с запахом пота, пудры и цветов. Красное бархатное платье висело в углу комнаты. Я прижала ее к себе и поцеловала в голову. Почувствовала, как ее ресницы коснулись моей кожи, ощутила слезы у себя на щеке, но не могла понять, чьи они — мои или ее.
Некоторые события, когда оглядываешься на них, кажутся сном. Но это не было сном, хотя позднее я вспоминаю об этом, как о каком-то моменте, выхваченном из времени и поселившемся в моей памяти навсегда.
Я проснулась, и хотя был только рассвет, комната наполнилась мягким светом. Выбираясь из постели, я открыла занавески в мир снега. За стеклом большие хлопья снега продолжали лететь вниз, плавно кружась и паря в воздухе. Я торопливо надела теплую одежду и открыла входную дверь на еще не затоптанную улицу. Снег толстым слоем лежал на машинах, крышках мусорных ящиков, низких изгородях садов, на первозданном слое изредка видны были следы кошачьих лап и от когтей небольших птичек. Он пригибал ветки деревьев, и, пока я шла, небольшие хлопья слетали к моим ногам с приглушенным шумом; снежинки падали мне на ресницы и таяли на щеках. Мир стал монохромным, как старая фотография, и ограниченным в перспективе. Горизонта не было, только постоянное мерцание падающих хлопьев снега. Звуки исчезли, не считая слабого хруста снега у меня под ногами. Все было таинственно и прекрасно. Я почувствовала полное одиночество.
Все еще было не совсем светло, на Хизе никого не было. Никаких человеческих следов, а те, что оставляла я, быстро покрывались снегом. Пруды замерзли и укрылись снегом, видны были только дорожки, потому что они были более гладкими и равномерно белыми, на фоне всего, что их окружало.
Я поднялась на холм и немного постояла там. О чем думала? Не знаю. Я просто завернулась в пальто, подняла воротник и наблюдала, как идет снег вокруг меня. Совсем скоро здесь соберутся толпы, прогуливаясь, кидаясь снежками, делая снежных баб, скатываясь на санях с гор с криками удовольствия. Но сейчас здесь была только я. Высунула язык и ждала, когда на него упадет снежинка. Откинула голову назад и ослепла от падающего на меня снега.
По мере того как я возвращалась, спускаясь вниз с холма, я увидела, что уже появились люди, как вертикальные пятна на белом полотне. И потом увидела фигуру, медленно бредущую по дорожке, которая пересекалась с моей. По мере приближения я уже смогла определить, что это женщина. Она была в толстом пальто и шляпе, закрывающей глаза, нижняя половина лица укутана шарфом, обернутым вокруг шеи. Тем не менее что-то в ней мне показалось знакомым. Я остановилась там, где была, сердце у меня сжалось. Возможно, она почувствовала мой взгляд на себе, сняла шляпу и приложила руку к глазам, чтобы рассмотреть получше. Снежинки падали на ее темные волосы. Несколько мгновений она не двигалась, замерла и я.