Кое-где среди родственников то там, то тут раздавались шепотки о том, что вот, мол, человек всю жизнь носил погоны, отдавал службе всего себя без остатка, а его начальство, которому он верой и правдой служил, не разрешило разместить гроб в ГУВД. Изредка слышались другие шепотки. О том, что ГУВД — постоянно функционирующий орган, не Кремль и не Дворец спорта. И прекратить там работу по причине того, что умер кто-то из сотрудников, хоть и заместитель начальника, недопустимо. Не хватало еще этим гробом вызывать саркастические улыбки задержанных, привозимых и приводимых в управление.
Словом, ко второму часу прощания, когда рыдания окончательно захлебнулись, вдова, опоенная валерианой, затихла. Присутствующие, коих на общей площади четырехкомнатной квартиры насчитывалось порядка шести десятков, разбились на два лагеря: родственники с друзьями и коллеги Крыльникова по службе. Следуя процедуре мероприятия, вторые периодически подходили к первым, обещали «найти их», «помнить всегда» и заверяли, что «его дело будет продолжено».
Если абстрагироваться от тяжелой атмосферы происходящего и взглянуть на это свежим взглядом, то среди всей разномастной толпы скорбящих можно было заметить два маленьких коллектива по два человека, которые перемещались среди участников собрания, как маломерные суда среди военной флотилии.
Все самое драматичное, неприятное и тоскливое Сидельников и Молибога пережили стоически. Они и были тем первым из коллективов, пришедших скорее посмотреть, чем поучаствовать. Вернее, они были вторым коллективом, потому как постоянно бродили за двумя типами, ранее описанными Копаеву.
И эта пара была самой примечательной. Лишь тоска по умершему не позволяла многим видеть, насколько необычно поведение этих двоих на церемонии прощания.
— Ты в кабинете был?
— Да, но там какая-то старуха спит. Я в столе посмотрел, на стеллажах. На полках, под кроватью, — один из СБ Ресникова покосился на лаковые туфли покойного и сглотнул слюну. — Под матрацем посмотрел. Ничего нет…
— Иди на кухню, я — в спальную…
Сидельников, пытающийся среди приглушенного шепота поймать хотя бы одно из произносимых ими слов, помял пару белых гвоздик и поморщился:
— Интересно, о чем они говорят.
— Этот, в полосочку, рассказывает, наверное, как под матрацем искал. На кровати старуха столетняя дремлет, он стал матрац вместе со старухой переворачивать, а она так — зырк! — одним глазом, и смотрит. Но под ней ничего не было, я видел…
И, следуя за сотрудниками СБ, они снова разошлись.
Антон прибыл на похороны в тот момент, когда назрел момент для выноса. Все было сказано, обо всем переплакано, гроб очевидно застоялся. Остановившись в кухне за занавеской из бамбуковых звеньев, будучи не видимым никому, оперативник УСБ смотрел, как толпа шествует на улицу, едва не задевая его локтями. Молибогу он приметил сразу — тот топтался, дыша в затылок одному из людей Ресникова.
К удивлению своему, Антон обнаружил, что из руководящего состава ГУВД здесь всего несколько человек, среди которых выделялся Шульгин. Но «следователя Генпрокуратуры» генерал-майор еще не заметил. Остальные — уровня начальников отделов и рядового состава. Всех их Антон, конечно, знал. Для них же Антон Копаев был лицом неизвестным.
Пользуясь всеобщей отрешенностью, опер УСБ миновал прохожую и, стараясь не обнаруживать свое присутствие ни перед своими, ни перед чужими, прошел в комнату, напоминающую кабинет.
Так оно и было. Стены — дань моде — были уставлены стеллажами с сотнями книг, в свободном от них пространстве стоял диван, на котором дремала какая-то старуха. В углу располагался стол. Компьютеров было два. Один стационарный, монитор никак не меньше двадцати одного дюйма, второй скромно лежал в углу и поблескивал черной матовой крышкой. Ноутбук Копаева занимал больше, но выносить его под мышкой из дома, где оплакивают его хозяина, было бы неразумно. Вынос компьютера на законных основаниях будет сейчас трактован еще хуже, чем мародерство. Все равно что снять сапоги с убитого на поле боя. И Антон подсел к клавиатуре перед огромным монитором. Главное, чтобы не был введен пароль.
Пароль, конечно, был введен, о чем незамедлительно было сообщено на экране.
Когда великие умы создавали свои «Macintosh» и «Windows», многоступенчатые системы доступа к информации, хранящейся в них, они вряд ли предполагали, что компьютеры с их программным обеспечением станут доступными в цене настолько, что когда-либо окажутся в руках русского человека. Либо предполагали, но по-прежнему надеялись, что они — великие умы и их система безопасности недоступна для взлома.
Так, наверное, оно и есть. Без пароля нынче никуда. Ни позвонить, ни информацию с оргтехники снять. Все, что сейчас оставалось бы Флемингу, опиши он в одном из своих романов такую же ситуацию с его Бондом, это усадить 007 за стол и мастерски взломать код при помощи знания 007 кода доступа подключения через космический спутник связи разведки Ее Величества. Но реалии таковы, что оперуполномоченный УСБ Антон Копаев не знал ни пароля Крыльникова, ни кода доступа к космическому спутнику. Поэтому он, вернувшись к двери, осторожно замкнул ее на торчащий в замочной скважине ключ и вернулся к столу. Поддернул штанины и оказался под ним.
Вынул нож. Лезвие щелкнуло, хищно блеснув на солнце, и советник отвинтил крышку компьютера.
Нашел жесткий диск и вынул из него батарейку.
Потом снова вставил батарейку, поместил жесткий диск в аппарат и привинтил крышку.
Джеймс Бонд — лох в бабочке. Для того чтобы отменить пароль, не нужно взламывать код доступа к компьютеру через космический спутник связи. Нужно вынуть из этого компьютера батарейку и снова ее поставить на место. Разница между британскими и российскими правоохранительными органами заключается лишь в том, что значение слова «взлом» они понимают по-разному.
До того момента, как экран засветился голубым светом, в дверь ткнулись дважды. Ткнулись и отступили. При наличии гроба в зале вряд ли кто решится справляться у вдовы о том, почему заперт кабинет. А самой вдове сейчас не до того, чтобы по кабинетам ходить.
— И чем же из последнего интересовался Андрей Николаевич… — бормотал Антон, водя мышью по портрету Элвиса Пресли на коврике.
Пришлось подключить Интернет, потому что все свидетельствовало о том, что Крыльников в последние дни его не покидал.
— Так… Так… Очень интересно… — по лицу Копаева блуждала коварная улыбка, не соответствующая происходящим в квартире событиям. — Это очень интересно и занимательно. И что мы туда писали?
Изучив все, что хотел, он откинулся на спинку кресла, и колесики под ним жалобно скрипнули. Он чувствовал, как руки его тянутся к клавиатуре просмотреть все, что было в базе данных, но обстоятельства заставляли его покидать эту комнату. В любом случае компьютер никуда не денется. Мысль о хищении жесткого диска Антон отверг сразу, как только отложил мышь в сторону. Этот «ящик» — самый настоящий кладезь вещественных доказательств. Изымать диск нужно в присутствии понятых и обязательно тогда, когда это будет уместно. Плевать на траур! Под «уместно» понимается момент, когда это будет выгодно следствию. Переживать по поводу неожиданной продажи компьютера не стоило — судя по интерьеру квартиры, семья Крыльникова не нуждалась до такой степени, чтобы начать распродавать имущество.