Иди! Иди в украинский «Оболонь»!.. Покажи себя. А потом «Оболонь» обратится в международный спортивный арбитражный суд по факту обмана покупателя.
За сколько тебя продать в «Оболонь», Зинкевич? За пятьдесят тысяч долларов? Иди.
Но ведь не идет. И, что самое странное, второго такого Зинкевича в стране не сыскать. Он лучший плеймейкер чемпионата России. Хотя какой это чемпионат России? Это чемпионат мира среди инвалидов. «Ромарио получает мяч от Жиждича, обходит Илича, Картегу, бьет по воротам, но Палеску начеку. Он берет этот трудный мяч играючи и тут же вводит его в игру, пасуя Куку»…
Не продай за прошлый год Иванова в «Реал Сосьедад» и Комарова в «Пари Сен-Жермен», не было бы ни Куку, ни Жиждича. Российский футбол таков, что не «лохотроня» середняков высших лиг Европы, не приобретешь середняков из элиты второсортных чемпионатов из той же Европы. Парадокс: Россия, занимающая шестую часть суши, играет в футбол хуже, чем Голландия, на семьдесят процентов стоящая на воде. На следующий год вернутся и Иванов, и Комаров. Но это будет в году следующем. Еще полгода уйдет, чтобы психику молодым людям подлечить после долгого сидения на скамейках запасных, снова играть научить. А нынче что делать? Нынче нужно «лохотронить» Европу вновь зажженными звездами российского футбола и закупать то, что хотя бы в состоянии бить по воротам и бегать.
Как объяснить это Крыльникову? Впрочем, тому уже все объяснено, все вопросы сняты. Жаль только, что напрасно. Теперь нужно объяснять «важняку» из Генпрокуратуры Кряжину. А с этим, как понял президент, придется туже.
Но вот что это за «архив Крыльникова», о котором упомянул этот Кряжин? Выходит, все материалы по «Олимпу» полковник хранил у себя дома.
Ночью он позвонил начальнику СБ «Олимпа» и велел узнать домашний адрес покойного полковника. В пять утра, когда Артур Олегович уже принялся спроваживать гостей, тот отзвонился и сказал:
— Вы были правы. Полковник Крыльников Андрей Николаевич проживал на улице Гоголя. И в одиннадцать утра в его квартире назначена панихида.
— Почему не в ГУВД? — удивился Ресников.
— Мы не стали этим интересоваться у Чубасова.
Действительно. Было бы глупо. Наверное, унюхал генерал запашок сторонний, к служебной деятельности покойного не относящийся, да не дал команду холл ГУВД знаменами траурными украшать. Ох как все плохо…
— Там должен быть архив Крыльникова, — с тоской проговорил в трубку Ресников.
— Мы купим пару венков, — успокоил его начальник службы безопасности и ровно в одиннадцать подъехал с двумя своими ребятами к дому покойного.
А за час до этого президент вошел в свой офис и, едва успев снять пальто, услышал за спиной клацание дверной ручки и звук решительных шагов.
— Артур Олегович, — пищал впереди вошедшего огромный охранник, — я ему говорю, что вас нет, а он все равно идет!
Тот, кто не поверил охраннику на слово, был не менее высок. Под мышкой он держал толстую папку, широко улыбался и, казалось, хорошо выспался.
— Ситуация — смешнее не придумаешь, правда? «Артур Олегович, я ему говорю — его нет, а он все равно идет». Не увольняйте его, президент. Он действительно сделал все, что мог.
— Что вам нужно? — недружелюбно бросил Ресников, усаживаясь за стол и расстегивая пиджак. — Все показания я дал Крыльникову. На ваши вопросы ответил. Между тем у меня много дел, а вы снова ищете мою компанию. Сегодня отъезд в Турцию.
— Если вам не нравится мой приезд, — заметил Антон, — я могу сделать так, что компанию со мной начнете искать вы. Вам организовать перед выездом привод в ГУВД? Я люблю футбол, Ресников, но из-за вашего упрямства буду вынужден сделать так, что команда останется без практики. Либо вылетит без вас, и вы потеряете уйму денег. Вы же зарабатывать туда по большей части едете, а не тренироваться, верно?
— С чего вы взяли? — удивился и порозовел Артур Олегович.
— Я ни с чего не брал. Просто мне известно, что подрастающей звездой «Олимпа» Кандыгиным интересуется «Галатасарай». И даже готов выплатить за него два миллиона евро.
— А вы не столь просты, насколько стараетесь казаться.
— Нет, в футболе я полный дилетант, — отмахнулся Копаев. — Любитель. И то только потому, что люблю смотреть, как мячик прыгает от одних ворот к другим. Люблю, когда мужчины целуются, обнявшись у ворот, как они толкаются ладошками и падают, показывая всему миру боль. Футбол для меня — не более чем времяпрепровождение в те часы, когда по телевизору нет хоккея.
— Я не понимаю, чего вы от меня добиваетесь. — Ресников часто так подводил черту под разговором, демонстрируя участникам разговора, что он закончен. Но до этого дня все разговоры составлял сам Ресников.
— Сейчас поймете, — пообещал Антон. — К шестнадцати часам сегодняшнего дня вы на этот стол выложите всю финансовую документацию клуба. По фактам государственных инвестиций, пожертвований, купле-продаже игроков. Ресников, я сейчас говорю, и мне кажется, что выполняю какую-то миссию по оздоровлению и реанимации российского футбола.
Президент вспыхнул, как бенгальский огонь. Он водил перед собой руками и не находил корректных выражений для возмущения.
— Господин следователь, я буду обращаться к Генеральному прокурору и советнику президента по спорту!.. Вы… вы ставите под удар выступление клуба! Крыльников…
— Кстати, о полковнике, — не стараясь выглядеть прилично, перебил Антон. — Я изучил работу его следственной группы. В молодые годы, когда я хотел похерить дело, я составлял точно такие же документы.
— Но вы говорили, что ищете материалы самого Крыльникова! Наверное, уже нашли! Там же ответы на все вопросы!
— Вы хотите, чтобы я производил обыск в квартире полковника в день его похорон? Дело, несомненно, особой важности, однако безнравственные поступки мне не свойственны.
— Но вылет в Турцию…
— Вы штатный пенальтист клуба? — с сарказмом поинтересовался Копаев. — Клуб улетит без вас. И без главного бухгалтера. Таким образом, все, чем будет «Олимп» заниматься в Турции, — это тренироваться.
— Я постараюсь сделать все возможное, чтобы вы были наказаны, — пообещал, поняв бесполезность сопротивления, Ресников.
— Когда я доложу руководству, чем вы занимались неделю во время следствия Крыльникова и неделю до того, как это следствие началось, к вашему ходатайству оно будет уже равнодушно.
Президент замолчал, и Антон понял, что только что состоялось самое главное в разговоре. Рука Копаева сама потянулась к карману, где находился телефон, но он вовремя изменил направление ее движения и вынул платок.
— В четыре часа, Артур Олегович.
Спустившись вниз, он в холле клуба вынул трубку и нажал на ней несколько кнопок:
— Сидельников, люди Ресникова уже в квартире Крыльникова.
— Мы тоже. И я их, кажется, уже вижу. Двое, один в сером костюме и рубашке в полосочку, другой в синем костюме и лиловой рубашке. Принесли венок и сейчас не знают, куда его деть. Кстати, Полянский подъехал…