– Крашеные? – живо уточняет Клара Карловна. – Интересно, чем? Темную шевелюру натуральными красителями можно только колорировать, я с этим мучалась буквально до седых волос.
Она кокетливо смеется, легким жестом поправляя прическу.
– Длинные рыжие волосы – это хорошо, редкий цвет – уже особенность, – участковый отодвигает тарелку и кладет на стол перед собой потрепанный блокнот. – Так. Рост?
– Сто семьдесят, – без запинки отвечаю я.
Спасибо дотошным санаторским медикам, оформлявшим мою карту, свой рост я знаю.
– Пол женский, расовый тип – европейский, – бурчит себе под нос Андрей Ильич, строча в блокноте. – Телосложение слабое…
– Но я не качаюсь, – бормочу я.
– Худощавая, рост средний, сутулость…
Он вскидывает глаза, и я моментально распрямляю спину, демонстрируя осанку принцессы.
– Горба нет, искривления позвоночника не вижу, ярко выраженной асимметрии плеч не наблюдаю, – с сожалением резюмирует Андрей Ильич. – Повернитесь в профиль!
Я царственно поворачиваю голову.
– Затылок выпуклый, – заключает участковый. – Теперь анфас… И не круглое у вас лицо, а овальное, худое, бледное, с выступающими скулами.
Он тарахтит как пулемет, описывая мои черты в терминологии полицейского протокола. Лоб, брови, глаза, нос, губы, рот, зубы, подбородок, уши…
– Я прошу прощения! – не выдерживает Жозефина Георгиевна.
Интонация у нее такая, словно она приглашает Андрея Ильича к барьеру.
– Разве к объявлению о поиске пропавшего не прилагается фотография? Чай сейчас не пятнадцатый век на дворе!
– Конечно, фотография обязательна, – неохотно признает участковый.
Кажется, ему очень понравилось публично проводить инвентаризацию моих черт.
– Тогда к чему эта опись имущества? – сердится Жозефина Георгиевна. – Посмотрите, дорогой Андрей Ильич, как вы смутили и расстроили бедную девочку!
Все смотрят на «бедную девочку». «Бедная девочка» в моем подробно описанном лице послушно изображает смущение.
– Виноват, увлекся, – участковый прячет блокнот и заполняет неловкую паузу, прихлебывая чай.
– Любопытно, а какие еще есть способы поиска пропавших? Без обращения в полицию? – спрашиваю я, надеясь, что Андрей Ильич не сочтет этот вопрос оскорблением чести мундира.
– О, в крупных городах есть бюро несчастных случаев! – перестает сердито хмуриться Жозефина Георгиевна. – Очень удобно, не надо в случае чего обзванивать больницы и морги! Вот, помню, зять моей соседки на ночь глядя ушел из дома и к утру не вернулся…
– Это какой соседки? – живо уточняет Клара Карловна.
Жозефина Георгиевна подробно объясняет, какой зять, какой соседки, какого конкретно числа, месяца и года, куда ушел и почему не вернулся. Я терпеливо жду продолжения.
– Так вот, соседка моя позвонила в это самое бюро, и ей там сказали – да, мол, есть у нас парень в черных джинсах и рыжих ботинках, его сосулькой зашибло, лежит в городской клинической больнице в реанимации.
Я открываю свой собственный блокнот и записываю:
1. Узнать в городском бюро несчастных случаев, поступал ли к ним в начале июня или позже запрос по поводу пропавшей рыжей девушки.
– К сожалению, это бюро только по городу информацию собирает, – покончив с чаем, сообщает участковый. – Но узнать у них можно, почему не узнать? А еще надо опросить рекламщиков, которые держат доски для расклейки частных объявлений. Может, у них был такой заказ.
Я благодарно киваю и записываю:
2. Узнать, кто расклеивает на доски объявления граждан. Спросить насчет пропавшей рыжей девушки.
Соображаю, что к этим рекламщикам у меня и другой интерес имеется, и дописываю:
3. Заодно дать объявление «Собака ищет хозяев» с фотографией Белки.
Кажется, я удачно сходила в гости.
Откланиваюсь одновременно с участковым и уже в лифте – приватнее места нет – прошу его помочь мне быстро оформить водительские права.
– Оформить можно, но только если ты действительно умеешь водить, я не буду плодить убийц на дорогах, – ворчит Андрей Ильич.
Интересно, его манера держаться изменилась, как только мы вышли от Клары Карловны. Видимо, то была парадно-выходная версия участкового «для лучших домов». Теперь Андрей Ильич держится много проще и обращается ко мне на «ты».
– Экзамены-то сдашь?
– Сдам, а когда? Мне бы поскорее, – я тоже отбрасываю светские условности и говорю прямо: – Если надо заплатить, я могу.
– Мне не надо, а там посмотрим. Лады, устроим поскорее, – обещает участковый и пристально, как будто уже экзаменует меня, следит за тем, как я отъезжаю от дома на своем «Рено».
Вряд ли я раньше жила в этом городе – его топография мне совсем не знакома. Приходится включить мобильник в режиме навигатора. Находчиво прилепленный на приборную панель с помощью двух комочков жвачки, он показывает себя вполне сносным штурманом. И не вспоминает о том, что вообще-то он – телефон, до самого конца пути. Звонит, когда я уже выхожу из машины.
– Алле, кто это? – игриво спрашиваю я, хотя прекрасно вижу, что номер определился: звонит Саныч.
– Привет, ты как сегодня? – спрашивает он. – Надеюсь, лучше, чем вчера?
– Почти нормально, – отвечаю я, оставляя ему пространство для гусарского маневра.
Может, Саныч пригласит меня поужинать, и тогда я почувствую себя совсем хорошо.
– Ты в санатории? – спрашивает он.
– Нет, в городе, – я продолжаю расчищать арену.
Давай уже, хваленая мужская предприимчивость, разворачивайся!
– А где в городе? Конкретно?
«О, господи! – тихо стонет мой внутренний голос. – Нет, это не лихой кавалерист, это пластун-разведчик!»
– Улица Фета, восемнадцать! – звонко чеканю я. – Пересечение с Краснооктябрьской!
Конкретнее уже просто некуда.
– А чего голос такой?
– Какой?! – я только что не взвизгиваю.
Географию он выяснил, теперь историю выясняет! «Почему у тебя такой голос!»
«Потому что ты тормоз!» – скрипит зубами мое внутреннее я.
– Потому что у меня тут важное дело, – говорю я вслух.
Это звучит высокомерно – словно я спешу отделаться от собеседника, и он понимает сказанное именно так.
– Ладно, я позже позвоню, – говорит Саныч. – Пока!
– Ку-да?!
Поздно. Он уже отключился.
Я делаю три глубоких вдоха – это не сильно меня успокаивает, и авторитетно сообщаю уличному коту, что мужчины – промежуточное эволюционное звено между троллями и гоблинами. Во всяком случае, один мой знакомый совершенно точно не человек, а самоходный валун с кирпичной головой и каменным сердцем.