– Вот черт, я совсем забыл про аванс… Здесь две тысячи, держите. – И он незаметно сунул ей в руку свернутые в трубочку купюры. Наталия, улыбнувшись, взяла их двумя пальцами и положила в карман своего пальто.
Сара, стоявшая неподалеку, наверняка видела все это или, во всяком случае, догадалась.
Когда Бартоломей ушел и Наталия осталась с Сарой наедине, то услышала:
– Я решила удвоить ставку. Все-таки ты стала почти профессионалкой, к тому же – инфляция… Как ты думаешь, я правильно сделала?
– Думаю, что да… Тебе твои комиссионные прямо сейчас отдать или всю сумму по окончании дела?
– Разумеется, по окончании…
– Но не забывай: если я не найду убийцу, то есть не выполню задания, то мне, возможно, придется возвращать и аванс…
– Понимаю… И все равно: по окончании дела. Я верю в тебя, в успех, в удачу… Кстати, ты же узнала об убийстве вчера, не так ли? Вот я и хочу у тебя спросить: а ты не пробовала уже посмотреть?
– Пробовала, конечно. Хотя и с опозданием… Знаешь, Сара, со мной стали происходить такие странные вещи… Во-первых, я творю Бог знает что…
– Ты всегда была такая, просто не замечала.
– Не перебивай. Во-вторых, я заметила в себе некоторую особенность. Понимаешь, мне интереснее самой, самыми обычными средствами искать или расследовать… Словом, работать. Шевелить мозгами.
– А ты думаешь, что не шевелила ими до сих пор? Да покажи мне всю ту чертовню, которая тебе мерещится, я буду год расшифровывать, да так и не расшифрую. У тебя два мозга, лично я так считаю… Один – реалистический, при помощи которого ты дурачишь своего Логинова и делаешь деньги, а второй – так сказать, абстрактный, при помощи которого ты находишь невидимые связи между преступлениями и твоей личностью. Я вот что думаю, Наталия, а что, если в тебе живет какой-нибудь дух преступлений? Или нет… Что-то я не то говорю… А не может ли быть так, что дух преступления (то есть свойственное каждому нормальному человеку желание убить и навредить, а оно имеется у каждого, в этом я нисколько не сомневаюсь) именно в тебе сконцентрировался в большей мере?
– Сара, мне пора. Труба зовет. В данном случае мне не терпится зайти в магазин и потратить хотя бы часть денег… даже если мне придется их возвращать.
– Интересно, и как же ты тогда будешь их возвращать, если намерена потратить часть уже сейчас?
– Я запишу эту сумму в расходы. Куплю чипсов с беконом и пару банок фанты. Или нет, лучше большую коробку конфет, приеду домой и съем ее вместе с Соней…
– Я обратила внимание на то, что вы сней перешли на «ты». Это было обязательно?
– Думаю, так просто удобнее, а кроме того, это мое личное дело. Если хочешь поучить меня жить, то сначала помоги материально.
– По-моему, я только этим и занимаюсь…
– Кстати, Сара, как твои дела на любовном фронте?
– На западном фронте, как, впрочем, и на восточном, без перемен.
– И что это значит?
– А это значит то, что ко мне после восьми вечера лучше не заходить, все равно не открою.
– Он молодой?
– Нет. С молодыми я боюсь, вдруг захотят убить, как твой бывший приятель Раф…
– А как тебе Илья Бартоломей? По-моему, хорош…
– Да, он хорош, да только мне что-то не хочется быть удушенной в туалете… Чувствую, что эти два убийства как-то косвенно связаны с ним самим. Надо бы послать своих ребят узнать, все ли чисто в его грязной бухгалтерии.
– Ты имеешь в виду своих бритоголовых аудиторов?
– А хоть бы и так. Слушай, как ловко ты меня провела… Ведь ты так и не сказала, что увидела…
– Да потому что рассказывать нечего. Видела мужчину. Брюнета. Высокого и довольно красивого. В черном костюме. Он укладывал гелем волосы, а потом вскарабкался на подоконник и сиганул с девятого этажа. Вот и думай, что к чему… Согласись, мне трудно позавидовать… Пожалуй, найду этого расчленителя и уеду в Берлин. Ты будешь меня навещать?
– Непременно. Я и Майе напишу, она тоже к тебе приедет… Если только, конечно, не пошла в армию. Знаешь, никогда бы не подумала, что моя сестра станет такой жесткой и принципиальной. «Я, – говорит, – хочу навести порядок в Израиле». И это моя хрупкая и нежная Маечка. Ты вот можешь представить ее в военной форме и с автоматом на груди?
– Я твою Майю могу представить даже верхом на слоне. По-моему, она просто с жиру бесится. Вот выйдет замуж и успокоится.
Подъезжая к своему дому, она заметила стоящего на перекрестке Олега. В тонкой меховой куртке и синих джинсах он смотрелся совсем как мальчик. Наталия притормозила рядом:
– Привет. Хочешь прокатиться? – Олег от удивления чуть не выронил папку с бумагами, которую держал в руках.
– Это ты? Ничего себе… – Он сел рядом с ней и огляделся. – Вот это машинка! Красный «Форд»… Да еще, кажется, последней модели.
– Предпоследней, если честно.
– И вот на этой игрушке ты возишь своих детей?
– Каких еще детей?
– Ты же сама вчера сказала, что у тебя муж и дети.
– Да? Ну, значит, так оно и есть. Тебя куда отвезти?
– Да хоть куда.
– Тогда составь мне компанию. Только я предварительно позвоню, хорошо? Ты не знаешь, где тут поблизости таксофон?
Она позвонила Василию Романову:
– Вася, это Наташа Орехова. Ты узнал фамилию и место работы врача-гинеколога?… Помнишь, мы вчера говорили?
– Помню, конечно. Я ему звонил и договорился, что он и тебя заодно прооперирует… Почти бесплатно… За бутерброд.
– Думаю, что у врача такого профиля есть деньги не только на бутерброд, но и на ужин в приличном ресторане. Диктуй, я записываю… – Она достала блокнот и ручку. – Францев Лев Иосифович? Понятно. Вторая городская больница, родильное отделение… Спасибо. Будет время – заеду.
Она вернулась в машину, чувствуя на себе восхищенный взгляд Олега.
– Ты случаем не влюбился? – спросила Наталия, заранее зная, что ничего, кроме смущения, от него не добьется. Вот лет через десять этот мальчик уже будет знать, как вести себя с такими девушками, как она. Апока ему остается лишь одно – конфузиться, робеть и мечтать. Ничего не поделаешь: такой возраст. Двадцать лет. И все же он был необычайно свеж и мил, этот мальчик. Но никаких сексуальных чувств почему-то не вызывал. Быть может, у него была слишком уж нежная, почти детская, кожа и розовые (хотя и выбритые) щеки? Над такими «молочными» юношами приятно поиздеваться всласть, помучить, посмеяться… Но не больше. И они же, такие вот нежные и нежнощекие, потом будут мстить, отыгрываясь на невинных девушках. Таков закон природы.
Наталия вспомнила Жестянщика. Ему было много лет. И вдруг поняла, почему ей понравился Олег. Глаза. Веки. Да, безусловно, было в нем что-то такое, что напоминало ей Валентина. Возможно, что Валентин в двадцать лет выглядел так же, как и Олег. Аесли так, то хотела бы она с ним и встретиться через двадцать с лишним лет…