— При весьма трагических обстоятельствах, должен заметить… Я попал в деревню к вечеру. Одет я был как крестьянин, с мешком за плечами. Близилась ночь, но кругом не было ни души. Деревня казалась вымершей, словно жители покинули ее. И тут я услышал женский крик. Кричали в доме кузнеца, но в кузнице никого не оказалось. Тогда я побежал к дому. Там я увидел прусского солдата, насиловавшего женщину. Я бросился на него, мы стали драться. Он был крупнее меня и сильнее, эдакий дикий медведь. И вдруг мой противник крикнул и перестал шевелиться. Когда я спихнул его с себя, то увидел Клода, стоявшего предо мной. Он протянул мне руку, чтобы помочь подняться. В другой руке он все еще держал кувалду, которой только что убил солдата. Клод стоял как громом пораженный, у него из глаз катились слезы. И только тогда я посмотрел на женщину. Она лежала на земле, ее глаза были широко распахнуты, рот открыт в последнем крике. Я понял, что она мертва. Чтобы заставить ее замолчать, насильник задушил ее.
Так мы и стояли с Клодом, не шевелясь, потом кузнец снова протянул мне руку. Это был жест дружбы. Клод оставил меня в своем доме, а труп солдата мы бросили в реку. Но я предусмотрительно припрятал его форму. — И его никто не стал искать?
— Им сейчас не до этого. Многие солдаты дезертируют, голод гонит их прочь, они рыскают по окрестностям, словно волки. Они почти утратили человеческий облик — грязные, заросшие, они сейчас все на одно лицо. Форма этого мерзавца мне очень пригодилась. Она спасла меня, когда я наблюдал за тем, что происходит в замке. Сначала я совсем отчаялся. К вам невозможно было подобраться. Я все думал, как бы мне вытащить вас из этой ловушки.
— Расскажите мне лучше, почему вы вернулись. Где господин барон?
— В Париже, я полагаю! Как только мы выехали из замка, он вдруг страшно заторопился, словно чувствовал, что может понадобиться в столице. Я думаю, что новость о свержении монархии застигла его в дороге.
— Вы думаете? Но где же вы расстались?
— В Пон-де-Сом-Вель.
— Это он вас сюда послал?
— Признаюсь, н-нет, но он не стал возражать против моего возвращения в Анс. Он только сказал, что я понапрасну потеряю время… Что вы слишком довольны тем, как обернулось дело с орденом Золотого руна. У вас появился предлог остаться рядом с вашим мужем.
— Значит, барон в самом деле так думает?
— Боюсь, что да. Он говорит… что вы принадлежите к числу тех женщин, кто упивается своим несчастьем, что он в вас ошибся и что никто не может вам помочь.
— Так вот как он обо мне думает! — прошептала Лаура. Ей показалось, что тяжелый камень лег ей на сердце. — Де Бац решил, что я согласилась на сделку с герцогом только ради того, чтобы остаться с Жоссом? Но я об этом даже не думала! Мне только хотелось, чтобы после жестокого разочарования, которое постигло барона, он смог увезти хотя бы то, за чем приехал. А он ничего не понял! Что он, однако, за человек такой?!
— Воплощение храбрости, чести и щедрости! Но от тех, кто его окружает, он ожидает полного самоотречения от того, что не служит тому делу, которому он отдает всего себя.
— Но барон еще не встречался с такой женщиной, как я. Я хотела умереть, он меня отговорил, пообещав мне возможность принести своей смертью пользу.
— Это все так, но вы снова увидели вашего мужа, причем при трагических обстоятельствах. Он был ранен, ему грозила смерть, и все изменилось…
— Ничего не изменилось, как раз напротив. Только сегодня я снова увидела его. Жосс де Понталек встал с постели, к нему возвращаются силы, он по-прежнему уверен в себе. Но у меня было только одно желание — убежать от него как можно дальше и уж, конечно, не ехать в Брауншвейг, куда отправляется и он.
Мадам де Дампьер взялась помочь мне, но тут появились вы, словно ангел-хранитель!
Питу засмеялся:
— Ангел довольно грязный! Но я счастлив, что успел вовремя! Я не сомневался, что барон ошибается на ваш счет, но должен был сам во всем убедиться. Я счастлив, что в вас не ошибся! Теперь все будет хорошо!
Возможно, Питу несколько опережал события, утверждая это. Им предстояло надолго запастись терпением. Почти всю ночь через деревню шли прусские войска, направляясь к дороге на Гранпре — единственному проходу через горный массив Аргонны, который им предстояло преодолеть. Это был бесконечный и мрачный кортеж. Чтобы погрузить больных, со всей округи собрали повозки, телеги, шарабаны и даже ручные тележки. Пытаясь облегчить участь тех, кто был болен, но еще мог идти, герцог Брауншвейгский позволил солдатам бросить тяжелые ружья, пообещав, что потом им дадут новые.
К счастью, ночь выдалась сухая и светлая. Несколько долгих часов Лаура и Питу в своем хлипком укрытии слышали скрип колес, ругательства, стоны, топот сапог. Но ни разу тишину не нарушила ни одна из походных песен, которые так облегчают солдату длинную дорогу. Мимо них шла армия призраков… Эхо еще долго доносило до них шум уходящей армии. Только на рассвете на пороге появилась массивная фигура кузнеца.
— Выходите! — сказал он. — Все ушли.
Питу и Лаура прошли за Клодом в дом, где в камине горел яркий огонь. Молодая женщина подошла к нему с видимым удовольствием и протянула руки. Клод Беро внимательно посмотрел на нее.
— Так это вас они захватили? — спросил он. — Они вас изнасиловали?
Лаура отрицательно покачала головой, с глубокой жалостью глядя на кузнеца. Этот человек тоже напоминал привидение — щеки ввалились, глаза покраснели от слез и от пламени горна. Она спросила:
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Потому что вы красивы… И на ваших руках кровь. Вам пришлось защищаться…
Глубокие царапины на руках Лауры и в самом деле кровоточили.
— Я поранилась, когда перебиралась по бревнам через ров. Но я хочу поблагодарить вас за то, что вы помогли моему другу Питу. И ему, и вам я обязана свободой. Меня собирались увезти в Германию, и вот там мне определенно пришлось бы пережить то, о чем вы говорили.
— Вас хранили для принца? Тогда я доволен. Сейчас займусь вашими руками, а потом вы поедите.
Не отводя взгляда от молодой женщины, кузнец нашел маленькие ножницы, иголку и чистую мягкую тряпку. С неожиданной ловкостью он вынул мелкие занозы, промыл раны и перевязал их. Питу стоял молча и не шевелился, понимая, какое удовольствие доставляет его новому другу эта забота о молодой красивой женщине. Питу уже успел узнать, что кузнец обожал свою погибшую жену. Закончив перевязку, Клод пробормотал:
— Ну вот, так-то лучше! Никто не смеет причинить вам боль. Вы красивая и к тому же блондинка, как и моя жена! А теперь к столу!
Словно по мановению волшебной палочки на чисто выскобленном еще покойной хозяйкой столе появился домашний хлеб и соленый сыр. Заметив удивление, Лауры, Питу улыбнулся:
— Когда Клод узнал, что прусские войска на подходе, он сумел кое-что припрятать.