– Эйла, поспеши. Тебе следует приготовиться к ритуалу. Времени осталось мало, – распорядился Мог-ур. – Но смотри, будь внимательна. Ничего не упусти. Как только будешь готова, придешь ко мне. Уба, отнеси Дарка Оге, она его покормит. Эйле сейчас некогда.
Эйла и Уба оторопело уставились на шамана. Они не ожидали подобного поворота событий. Выйдя, наконец, из оцепенения, Эйла кивнула и бросилась к своему очагу, чтобы переодеться в чистую накидку. Мог-ур повернулся к молодой женщине из другого Клана, которая по-прежнему с беспокойством смотрела на своего спящего мужчину.
– Мог-ур хочет знать, как себя чувствует молодой охотник?
– Эгха сказала, он останется в живых и даже сможет ходить. Но поврежденная нога уже не станет такой сильной, как прежде.
Жесты, которыми изъяснялась женщина, существенно отличались от тех, что использовались в Клане Мог-ура. Когда с ритуального языка она переходила на повседневный, Эйла и Уба с трудом понимали ее. У Великого Мог-ура было больше опыта общения с представителями других Кланов, но все же он прибегнул к ритуальному языку, чтобы выражаться более точно:
– Мог-ур хочет знать, кто покровитель молодого охотника?
– Горный Козел.
– Молодой охотник был столь же быстроног, как и его покровитель?
– Люди считали его быстроногим. Но сегодня ловкость изменила ему. Что будет с ним теперь? Как сможет он охотиться? Как добудет для меня еды? – Охваченная тревогой, молодая женщина незаметно для себя забыла о ритуальном языке.
– Молодой охотник будет жить. Это важнее всего, – изрек Великий Мог-ур.
– Но он так горд. Если он не сможет охотиться, то пожалеет, что не отправился в иной мир. Он был хорошим охотником, со временем стал бы вторым охотником в Клане. Теперь ему никогда не занять почетного положения. Люди перестанут уважать калеку.
– О чем ты говоришь, женщина? – с напускной суровостью оборвал ее Мог-ур. – Охотник, отмеченный Урсусом, всегда будет окружен особым уважением и почетом. Твой мужчина доказал, что достоин почестей. Он едва не отправился в иной мир вместе с Урсусом. Урсус не останавливает свой выбор на недостойных. И хотя Дух Пещерного Медведя решил оставить твоего мужчину в этом мире, он наградил его почетными отметинами. Твоему мужчине выпала честь считать Урсуса своим покровителем. Его шрамы – знак избранности. Он должен носить их с гордостью. Ни он, ни ты никогда не останетесь без пропитания. Мог-ур поговорит с вождем вашего Клана. После каждой охоты твой мужчина будет получать свою долю добычи. Возможно, он сумеет охотиться сам. Проворство горного козла вряд ли вернется к нему, но он будет ходить неспешно, подобно медведю. Гордись же, женщина, гордись той честью, что оказал твоему мужчине Урсус!
– Неужели он избран Урсусом? – с трепетом спросила женщина. – И отныне Пещерный Медведь стал его покровителем?
– Да, теперь у него два покровителя – Урсус и Горный Козел. И оба будут его оберегать, – заверил ее Мог-ур. Он заметил, что живот женщины слегка выдается под накидкой. «Неудивительно, что она так сокрушается», – подумал он и спросил: – У этой женщины есть дети?
– Нет, но мой покровитель уже проиграл битву и во мне возникла новая жизнь. Я надеюсь родить сына.
– Ты достойная женщина. Не сомневаюсь, ты будешь хорошей матерью. Оставайся рядом со своим мужчиной и, когда он проснется, передай ему слова Мог-ура.
Молодая женщина кивнула, провожая глазами устремившуюся к выходу Эйлу.
Река, протекающая неподалеку от пещеры Клана хозяев, весной превращалась в разъяренный поток. Осенью она тоже разливалась, хотя и не столь бурно, но все же вырывала с корнем могучие деревья и смывала громоздкие камни, которые с грохотом устремлялись вниз по течению. Даже в спокойном настроении река, бурлившая посередине каменистого, летом наполовину пересыхавшего русла, сохраняла мутный зеленоватый оттенок, свидетельствующий о ее ледниковом происхождении.
Эйла и Уба, едва устроившись на новом месте, обыскали все окрестности в поисках растений, обладающих моющими свойствами. Они знали, если одна из них будет избрана для участия в ритуале, растения понадобятся ей для омовения.
Дрожащими от волнения руками Эйла накопала мыльного корня, хвоща и мари. Внутри у нее все сжималось, пока она варила из трав и корней подобие мыла. Меж тем в Клане стало известно, что Мог-уры дозволили диковинной женщине готовить священный напиток. Новость эта резко изменила отношение к Эйле. Уважение, которое вызвал ее отважный поступок во время Медвежьего Ритуала, теперь многократно возросло. Никто уже не сомневался, что она наследственная целительница, преемница Изы. Вождь того Клана, к которому принадлежали родственники Зуга, сожалел, что в первый день наотрез отказался принять женщину, рожденную среди Других. В конце концов, рассуждал он теперь, лестным отзывом Зуга не стоит пренебрегать. Будет совсем неплохо, если кто-то из мужчин возьмет Эйлу хотя бы как вторую женщину. Искусная целительница – настоящая ценность для Клана.
Однако Эйла была слишком занята и не заметила, что опять стала центром всеобщего интереса. Она не просто тревожилась. Моментами ее охватывал панический ужас. «Мне не выполнить все как должно, – с отчаянием думала она по пути к реке. – У меня так мало времени. Вдруг я что-нибудь забуду? Вдруг ошибусь? Тогда я навлеку позор на Креба. Я навлеку позор на Брана. Я навлеку позор на весь наш Клан».
Вода в горной реке обжигала холодом, но это немного успокоило Эйлу. Она тщательно вымылась и, усевшись на камне, ненадолго позабыла о своих опасениях. Пока легкий ветерок сушил ее длинные светлые волосы, Эйла наблюдала, как горные вершины, розовеющие в лучах заката, тонут в глубоком пурпуре вечернего неба. Волосы ее еще оставались влажными, когда она вновь надела амулет, завернулась в накидку, рассовала по складкам и карманам все необходимые вещи и поспешила назад в пещеру. Навстречу ей попалась Уба с Дарком на руках, но Эйла лишь торопливо кивнула им.
Женщины хлопотали без устали, не обращая внимания на необычно шумливых и непоседливых детей. Кровавый ритуал умерщвления пещерного медведя взбудоражил юные души. К тому же дети проголодались, и соблазнительные запахи горячей еды не давали им покоя. Матери были заняты своими делами, и детям, росшим в обстановке строгих запретов и ограничений, выпала редкая возможность насладиться безнадзорностью. Самые бойкие мальчуганы похватали кожаные ремни, которыми крепилась клетка медведя, и обмотали их вокруг своих запястий как знаки доблести. Другие пытались отнять у них добычу, и целые стайки детей наперегонки носились вокруг костров. Утомившись от игр, мальчики принимались дразнить девочек, которым полагалось нянчить младших братьев и сестер. Некоторые девочки могли сами постоять за себя, другие бежали жаловаться матерям. Около пещеры царили шум и суматоха. Даже строгие окрики той или иной женщины не производили впечатления на разошедшихся детей.
Не только дети томились от голода. Запахи лакомых кушаний заставляли пускать слюнки и взрослых. Предвкушение великого празднества и вечернего обряда распаляло всеобщее возбуждение. Кожаные мешки, полные заранее сваренных сладких клубней, хлебных корней, земляных орехов, уже висели поблизости от костров в ожидании пира. Самые изысканные приправы были приготовлены из дикого лука, стручков и грибов. Женщины намыли горы латука, листьев одуванчика и лопуха, чтобы подать их сырыми с горячим медвежьим жиром и солью.