– Разве эта близость исчезла?
– Ну конечно же, нет, ведь ты можешь не притворяться передо мной, не стремиться идеально вести себя. Ты всегда так чуток, так заботлив…
– Да, я настолько хорош, что даже Серенио отвергла мое предложение, – горько усмехнувшись, сказал Джондалар.
– Она знала, что вскоре ты ее покинешь, и ей хотелось избежать лишних страданий. Если бы ты заговорил об этом раньше, она согласилась бы. И даже тогда, если бы ты попытался ее уговорить, она дала бы согласие, хоть и знала, что ты ее не любишь. Ты сам не хотел этого, Джондалар.
– Ну и почему же ты тогда так меня расхваливаешь? Клянусь Великой Дони, Тонолан, я хотел полюбить ее.
– Я верю тебе. Джетамио кое-чему меня научила, и мне хотелось бы поделиться этим с тобой. Любовь дается лишь тому, у кого душа открыта. Попробуй рискнуть, не надо ни от кого таиться. Порой тебе будет больно, но, если ты этого не сделаешь, ты никогда не станешь счастливым. Возможно, женщина, которую ты полюбишь, окажется совсем не такой, как ты ожидал, но это ничего не изменит, ты будешь любить ее такой, какая она есть.
– Я повсюду вас искала, – сказала Бриши и подошла к братьям. – Мы решили устроить пирушку на прощание, раз уж вы твердо решили покинуть нас.
– Мы в долгу перед всеми вами, Бриши, – сказал Джондалар, – вы ухаживали за мной, обеспечили нас всем необходимым. Мне хотелось бы отблагодарить вас, прежде чем отправиться в путь.
– Твой брат уже сделал это. Пока ты поправлялся, он каждый день ходил на охоту. Он склонен излишне рисковать, но ему везет. Вы никому здесь ничего не должны.
Джондалар повернулся к брату, и тот улыбнулся, глядя на него.
Весной долина оживала и все вокруг окрашивалось в яркие цвета, среди которых преобладали оттенки сочной зелени, но в этом году перемены в природе протекали так бурно, что Эйла слегка испугалась, и наступление нового времени года уже не вызвало у нее такого ликования, как прежде. Зима началась позже срока, но погода стояла холодная, и снегу выпало больше, чем обычно. В начале весны талые воды устремились к реке, и начался период буйного половодья.
Неистовый поток, хлынувший в узкое ущелье, обрушился на скалистые выступы с такой силой, что стены пещеры заходили ходуном. Уровень воды резко поднялся, и ее поверхность оказалась почти вровень с уступом на входе. Эйла сильно тревожилась за Уинни. Сама она в случае необходимости смогла бы выбраться в степи, но лошади, которая вскоре должна была родить, вряд ли удалось бы одолеть такой крутой подъем. Молодая женщина провела несколько дней подряд в невероятном напряжении, наблюдая за тем, как волны бурливого потока вздымаются все выше и выше, приближаясь к утесу, рассыпаются брызгами, налетев на него, и, клокоча, уносятся дальше. В местах, расположенных ниже по течению, чуть ли не половина долины скрылась под водой, и кусты, росшие на берегу реки, оказались полностью погребены под ее толщей.
Однажды, в то время когда разлившаяся река еще бушевала вовсю, Эйла неожиданно проснулась посреди ночи. Ее разбудил глуховатый треск, похожий на раскаты грома, донесшийся откуда-то снизу. Молодая женщина оцепенела от ужаса. Ей удалось выяснить, что случилось, лишь когда уровень воды в реке пошел на убыль. Оказалось, что огромный валун налетел на скалу и от удара содрогнулся весь скалистый массив, в котором находилась пещера, а отголоски грохота разнеслись по всей округе. Часть выступа обрушилась, и обломки рухнули на дно реки.
Когда на пути потока возникли новые препятствия, направление его изменилось. Образовавшийся пролом в скале заполнился водой, но берег при этом стал уже, а большую часть лежавших на нем костей, небольших камней и плавника унесло прочь. Валун, представлявший собой глыбу из той же породы, что и скалы в ущелье, остался лежать неподалеку.
Несмотря на то что во время половодья рельеф местности несколько изменился и некоторые из деревьев и кустов оказались вырваны с корнем, погибли лишь самые слабые из растений. Корни большинства многолетников сохранились в земле и дали новые побеги, а на освободившихся участках появилась молодая поросль. Вскоре шрамы, совсем недавно возникшие на поверхности земли и скал, скрылись под покровом растительности, и при взгляде на окружающий пейзаж могло показаться, будто он был таким всегда.
Эйла приспособилась к новым условиям. Она нашла замену каждому из камней и деревяшек, которыми пользовалась раньше. Но перемены наложили отпечаток на ее восприятие. Пещера и долина уже не казались ей очень надежным прибежищем. Всякий раз с приходом весны она словно оказывалась на перепутье, понимая, что, если она решится покинуть долину и отправиться на поиски Других, делать это нужно весной. Нельзя пускаться в путь, не имея достаточного запаса времени, ведь, если она не встретит никого из людей, ей придется где-то обосноваться и подготовиться к зиме.
Этой весной принять какое-либо решение оказалось еще труднее, чем прежде. После болезни ее стала пугать мысль о том, как бы лето не затянулось, а зима не нагрянула раньше срока, но она уже не считала, что, живя в пещере, может ничего не опасаться. За время болезни она со всей ясностью поняла, насколько опасно жить в одиночку, и с новой остротой почувствовала, как сильно ей не хватает общения с людьми. Даже когда животные, с которыми она подружилась, вернулись к ней, положение до конца не исправилось. При всей теплоте возникших между ними отношений общение с ними ограничивалось определенными рамками. Она не могла поделиться с ними своими идеями или опытом, а ведь порой ей очень хотелось рассказать о каких-то событиях, о радости, которую доставило ей новое открытие или достижение, и увидеть понимающий взгляд собеседника. Рядом с ней не было никого, кто помог бы ей справиться со страхом или горем, но она не была уверена, что готова ради безопасности и возможности общаться поступиться свободой и независимостью.
Ей удалось осознать, сколько ограничений связывало ее прежде, лишь впервые ощутив вкус свободы. Ей нравилось во всем поступать по собственному разумению, а ведь в памяти ее не сохранилось воспоминаний ни о людях, среди которых она родилась, ни о той жизни, которую она вела до тех пор, пока ее не подобрали члены Клана. Она не знала, чего от нее потребуют Другие, но решила, что есть вещи, от которых она ни в коем случае не станет отказываться. Взять, например, хоть Уинни. Она ни за что больше не расстанется с лошадью. Охота – дело другое, она могла бы перестать охотиться, но что, если они запретят ей смеяться?
Существовал и другой вопрос, по сравнению с которым все прочие казались менее значительными, хоть она и старалась отмахнуться от него. А вдруг Другие, даже если она их разыщет, откажутся ее принять? Вполне вероятно, что людям из Клана Других не придется по вкусу женщина, которая будет настаивать на том, чтобы ее повсюду сопровождала лошадь, на своем праве охотиться и смеяться, но вдруг они отвергнут ее даже в том случае, если она проявит готовность отказаться от всего этого? До тех пор пока она не встретится с ними, у нее будет оставаться хоть какая-то надежда. Но вдруг ей придется провести в одиночестве всю свою жизнь?