Внимательно осмотрев кусочек бивня мамонта, который уже начал приобретать сходство с женской фигурой, Джондалар решил довести работу до конца. Может, он и не самый искусный резчик на свете, но совершать один из самых важных ритуалов, посвященных Великой Матери, не имея при себе доний, не годится. Он взял с собой начатую фигурку, несколько резцов, вышел из пещеры и расположился на уступе.
Он не на шутку увлекся работой и лишь через некоторое время заметил, что фигурка становится похожей на совсем молодую женщину, а не на пышнотелую многодетную мать. Он собирался сделать ей такую же прическу, какая была у доний, которую он подарил, чтобы волосы сбегали вниз по лицу, прикрывая его, не у фигурки, над которой он трудился, на голове появились туго заплетенные косички, а лицо оставалось открытым. Впрочем, у нее не было лица. Никто из резчиков никогда не пытался изобразить лицо доний. Кто из людей посмеет взглянуть в лицо Великой Матери? Кто может знать, каковы его черты? Она олицетворяет собой всех женщин на свете, но является чем-то большим, чем все они.
Джондалар отвлекся от работы и окинул взглядом берега реки в надежде увидеть Эйлу, хоть она и предупредила его о том, что ей придется провести какое-то время в одиночестве. «Смогу ли я доставить ей Радость?» – подумал он. Раньше, когда его просили принять участие в совершении Ритуала Первой Радости во время Летних Сходов, он ни разу не усомнился в себе, но молодые женщины были знакомы с тем, как совершается этот обряд, они знали, что их ждет. Женщины постарше всегда заранее им все объясняли.
«Может быть, мне нужно самому ей что-то объяснить? Нет, Джондалар, ты не сумеешь ничего рассказать. Просто покажи ей. Если ей что-то не понравится, она скажет тебе об этом. Искренность является одной из самых привлекательных ее черт. Она не станет хитрить, и это прекрасно.
Что предстоит тебе почувствовать, когда ты попытаешься поделиться Даром Радости, ниспосланным Великой Матерью, с женщиной, которой чуждо притворство? Которая не умеет скрывать ни недовольства, ни блаженства?
Почему она должна чувствовать себя иначе, чем другие женщины во время этого обряда? Потому что она отличается от других женщин, приступающих к совершению Ритуала Первой Радости. Ей пришлось испытать сильную боль при первом совокуплении с мужчиной. Что, если тебе не удастся стереть из ее памяти ужасные воспоминания? Что, если ты не сумеешь подарить ей Радость и она так и не узнает, какое это наслаждение? Мне бы очень хотелось заставить ее позабыть обо всем дурном, преодолеть ее сопротивление, слиться с ней воедино, овладеть ее телом и духом.
Овладеть ее духом?»
Он все смотрел на фигурку, держа ее в руках, а в голове его вихрем проносились мысли. «Зачем люди вырезают изображения животных на оружии и на священных стенах? Чтобы приблизиться к материнскому духу зверя, сломить его сопротивление и завладеть его сущностью.
Что за чепуха, Джондалар. Ты не посмеешь овладеть духом Эйлы таким образом. Это нехорошо, у доний не может быть лица. Никто не пытается изображать людей, нельзя посягать на свободу их духа. Но если ты придашь фигурке черты Эйлы, кому будет принадлежать ее дух?
Никто не имеет права посягать на свободу духа другого человека. Но ты можешь отдать доний Эйле! И тогда ее дух снова вернется к ней, не так ли? Ты можешь немного подержать фигурку у себя, а потом отдать ее Эйле… попозже.
А вдруг она превратится в доний, если у фигурки будет такое же лицо, как у нее? Ты и так принял ее за доний, потому что она способна исцелять людей и животные слушаются ее. Если она станет доний, возможно, ей захочется овладеть твоим духом. Каково тебе при этом будет, плохо или хорошо?
Тебе хотелось бы сохранить хоть частицу и унести ее с собой, Джондалар, частицу духа, которая всегда остается в руках творца. Именно к этому ты и стремишься, так ведь?
О Великая Мать, скажи, если я придам фигурке сходство с Эйлой, это будет страшным кощунством? Если я сделаю доний с ее лицом?»
Некоторое время он сидел неподвижно, глядя на вырезанную из бивня мамонта фигурку, а затем взял резец и начал намечать черты лица, близкого и знакомого ему лица.
Закончив работу, он приподнял фигурку и внимательно осмотрел ее со всех сторон. «Пожалуй, настоящий резчик справился бы лучше, но и у меня получилось неплохо», – подумал он. Фигурка чем-то напоминала Эйлу, но не столько в силу фактического сходства, сколько по ощущению, – такое же чувство возникало у Джондалара при взгляде на нее. Вернувшись в пещеру, он задумался над тем, куда бы ее лучше положить. Доний должна находиться неподалеку, но Джондалару не хотелось, чтобы Эйла сразу увидела ее.
Заметив у стены возле ее постели свернутые куски кожи, он приподнял краешек и засунул фигурку внутрь.
Он снова вышел на уступ и окинул взглядом долину. Ну что же она так долго? Взгляд его упал на лежавшие друг рядом с другом туши зубров. С их разделкой можно повременить. У входа в пещеру стояли прислоненные к стене копья и две копьеметалки. Джондалар взял их, чтобы отнести в пещеру, и тут услышал, как зашуршали посыпавшиеся откуда-то камешки. Он обернулся.
Эйла обернула вокруг тела чистую шкуру, приладила завязку, повесила на шею амулет и убрала с лица расчесанные, но еще не успевшие просохнуть волосы. Подобрав с земли испачканную шкуру, она начала подниматься по тропинке, пребывая в радостном волнении.
Она понимала, что подразумевает Джондалар под совершением Ритуала Первой Радости, и его желание сделать это для нее, поделиться с ней растрогало ее. Она решила, что обряд не доставит ей неприятных ощущений, ведь после нескольких совокуплений даже Бруд перестал причинять ей боль. Она знала, что мужчины подают условный знак тем женщинам, которые им нравятся. Неужели она понравилась Джондалару?
Добравшись почти до самого верха тропинки, Эйла внезапно отвлеклась от своих размышлений, заметив мелькнувшее впереди рыжеватое пятно.
– Не подходи! – крикнул Джондалар. – Стой, Эйла! Это пещерный лев!
Он стоял на выходе из пещеры, готовясь метнуть копье в огромного хищника, который припал к земле и глухо рычал. Эйла поняла, что лев вот-вот прыгнет.
– Нет, Джондалар! – закричала она и кинулась к ним. – Нет!
– Эйла, не надо! О Великая Мать, останови ее! – воскликнул Джондалар, когда Эйла заслонила его собой и встала на пути у льва.
Женщина резко и властно взмахнула рукой и, обращаясь ко льву на гортанном языке людей Клана, приказала: «Стой!»
Огромный пещерный лев с рыжей гривой дернулся в воздухе. Полет его прервался, и он приземлился у ног женщины, а затем принялся тереться головой о ее бедро. Джондалар остолбенел.
– Вэбхья, Вэбхья, ты вернулся, – сказала Эйла на языке жестов и, нимало не колеблясь, не выказав ни тени страха, обвила руками шею громадного льва.
Вэбхья старался двигаться как можно осторожнее, но все-таки сбил ее с ног. Джондалар разинул от удивления рот, когда огромный пещерный лев положил женщине лапы на плечи, словно обнимая ее, и принялся слизывать шершавым языком слезы с ее лица.