После этого она снова подошла к горе плавника и костей и извлекла из нее длинную плечевую кость оленя с массивным мослом. Она с силой ударила ею по лежавшему здесь же бивню мамонта и сморщилась, почувствовав в плече неожиданно сильную отдачу. При этом сама кость совершенно не пострадала. О лучшей дубинке не приходилось и мечтать.
Луна вышла из-за горизонта еще до захода солнца. Эйла пожалела о том, что ей ни разу не довелось присутствовать на церемониях, предшествующих охоте. Женщин на них не допускали, ибо считалось, что их присутствие оборачивается для охотников неудачей.
«Скажут тоже, – подумала про себя Эйла. – Будь так, я бы ни за что не стала охотницей. Правда, охотиться на крупных животных мне еще никогда не приходилось…» Она сжала в руке мешочек с амулетом и подумала о своем тотеме. Охотницей ее сделал сам Пещерный Лев! Так сказал ей Креб. Иначе как можно было объяснить то, что она обращалась с пращой куда искуснее любого мужчины? Бран считал ее тотем излишне сильным для женщины и этим объяснял присутствие мужских черт в ее характере. Оставалось надеяться на то, что тотем в очередной раз принесет ей счастье.
Сумерки быстро сгущались. Когда Эйла подошла к речной излучине и увидела вдали угомонившихся до утра лошадей, на землю уже опустилась ночь. Взяв с собой плоскую кость и палатку, Эйла заспешила по высокой траве к просвету между деревьями. Именно сюда лошади приходили по утрам на водопой. В меркнущем свете листва казалась уже не зеленой, а серой. На фоне быстро темневшего неба дальние деревья сливались в сплошную черную массу. Эйла разложила шкуру на земле и принялась рыть яму, надеясь на то, что ночь выдастся светлой.
Поверхность земли оказалась покрытой плотной коркой, однако под ней грунт был податливым и мягким. Наточенная лопатка входила в него на удивление легко. Вырытый грунт Эйла отбрасывала на шкуру. Время от времени она оттаскивала ее к деревьям, где и ссыпала грунт в траву, опасаясь, что куча земли у самой тропы может напугать осторожных и пугливых лошадей. Когда яма стала поглубже, она стала класть шкуру на дно. Работа оказалась достаточно трудной, при этом она совершала ее, полагаясь не столько на зрение, сколько на осязание и интуицию. Рыть яму в одиночку ей еще не доводилось. Большие выложенные камнем ямы для готовки, где можно было запечь добрую половину оленьей туши, выкапывались совместными усилиями всех женщин. Надо заметить, они существенно уступали в размерах этой ямище.
Стенки ее доходили Эйле до пояса. Внезапно она поняла, что на дне начала выступать вода, и тут же пожалела о том, что стала рыть ловушку так близко к реке. Вода быстро прибывала. К тому времени, когда Эйла наконец сдалась и решила выбраться из ямы, грязная жижа успела подняться выше ее лодыжек.
«Надеюсь, хватит и этого, – подумала она. – В любом случае ничего иного мне не остается. Чем глубже я ее вырою, тем больше в ней будет воды…» Она глянула на луну и поняла, что времени у нее осталось совсем немного.
Она побежала к тому месту, где лежали заготовленные накануне ветки, и, споткнувшись о невидимый корень, тяжело рухнула на землю. «Как это я?» – подумала она, потирая ногу. Ладони и колени саднило, из ссадины сочилась кровь.
Мысль о собственной уязвимости и хрупкости потрясла Эйлу до глубины души. «А если бы я сломала себе ногу? Случись что, мне и помочь некому. Что бы я делала? У меня даже огня с собой нет. А если на меня нападет какой-нибудь зверь?»
Она живо представила себе, как на нее, хищно блеснув глазами, бросается злобная рысь, и рука ее сама потянулась к праще.
Праща оказалась на месте, и это тут же успокоило Эйлу. «Я ведь мертвая… По крайней мере они меня считают такой. Если что-то должно произойти, так это все равно произойдет, и ничего ты с этим не поделаешь. Беспокоиться не о чем… Главное сейчас – поспеть до утра…»
Она принялась подтаскивать к яме срубленные накануне деревца и ветки. Окружить лошадей в одиночку она не могла, ущелий с отвесными стенами в долине не существовало, однако Эйла смогла интуитивно прийти к совершенно замечательной идее. Она отличалась от всех прочих членов Клана не только физически, а прежде всего развитым, отмеченным печатью своеобразного гения мышлением. Да, в долине не было ущелья, но ведь она могла вырыть его!
То, что идея эта принадлежала не ей, не имело особого значения. Для нее она была новой. Она не считала ее открытием в полном смысле этого слова. Скорее, изменением приемов, которыми пользовались охотники Клана; благодаря этому женщина в одиночку могла охотиться на таких животных, о каких мужчина-охотник не смел и мечтать. Это было подлинное открытие, вызванное необходимостью.
Эйла с опаской посмотрела на небо и принялась возводить по сторонам тропы, ведущей к реке – а значит, и к яме, – зеленые заграждения, сплетая ветки срубленных деревьев. Она перекрыла ими все проходы. На востоке звезды уже начинали меркнуть. К тому времени, когда Эйла покончила с этой работой и окинула тропинку взглядом, стало светать. Ранние птицы огласили долину радостными трелями.
Яма имела прямоугольную форму. Длина ее была несколько больше ширины. По краям виднелись грязные следы, оставшиеся от шкуры. В треугольном пространстве, ограниченном с двух сторон сплошными зелеными стенами, сходившимися к яме, трава была не менее грязной. За ямой виднелась река, воды которой отражали свет разгоравшейся зари. Крутой южный склон долины все еще оставался покрытым мглой, однако верхняя его часть тоже начинала постепенно проявляться.
Эйла повернулась в другую сторону и попыталась найти взглядом лошадей. Этот куда более пологий склон долины становился достаточно высоким только в западной ее части, где он становился зубчатой стеной, возвышавшейся над ее пещерой, на востоке же он плавно переходил в бескрайние степные просторы. Далеко внизу виднелись покатые, поросшие высокими травами холмы. Там все еще было темно, однако Эйла разглядела движущиеся фигурки лошадей.
Схватив шкуру и заточенную лопатку, она бросилась назад, к берегу реки. Разведенный ею огонь успел потухнуть. Она разгребла палочкой золу и, достав из остывающего костра тлеющий уголек, положила его в рог зубра, после чего побежала к яме, прихватив с собой факелы, копья и дубинку. Она положила копья по сторонам ямы (здесь же она оставила и свою костяную дубинку) и побежала вниз, описывая широкую дугу. Ей нужно было зайти в тыл идущим на водопой лошадям.
Она зажгла в выбранном заранее укромном местечке и стала ждать.
Это недвижное бдение показалось ей куда более тягостным занятием, чем ночная работа. Вся она преисполнилась тревожного напряженного ожидания. Неужели ее план не сработает? Она заглянула в рог и, убедившись в том, что уголек продолжает тлеть, посмотрела на заготовленные ею факелы. Время тянулось бесконечно медленно. В голове постоянно крутилось: то-то и то-то следовало сделать иначе, а это можно было не делать вовсе, и так далее. Она ждала лошадей. Возможно, они уже начали свой извилистый путь к водопою. Возможно… Эйле оставалось одно – ждать.
Вскоре она разглядела приближающихся лошадей. Эйле показалось, что они нервничают, но она впервые видела их со столь близкого расстояния и потому могла ошибиться. Жеребец гордо направился к реке, остальные покорно следовали за ним, время от времени останавливаясь, чтобы пощипать травку. Лошади действительно нервничали, – с одной стороны, они чуяли присутствие Эйлы, с другой – их тревожил непривычный запах свежевырытой земли. Заметив, что шедший впереди жеребец вновь стал менять направление, Эйла решила, что пришло время действовать.