Каждый день приносил с собой что-то новое. Одно из высоких деревьев, росших на противоположном берегу реки, не устояло перед натиском стихии и рухнуло так, что его вершина зацепилась за каменный выступ. Впрочем, вскоре грязный поток увлек огромное дерево за собой, и оно скрылось за крутой излучиной. В нижней части долины появилось настоящее озеро, над поверхностью которого виднелись вершины редких деревьев и кустов. Им удалось было задержать огромный ствол поваленного дерева, но тут же, подчинившись всесильной воле потока, он подмял их под себя и тяжело поплыл дальше.
Эйле запомнился и тот день, когда весеннее тепло окончательно сломило сопротивление зимы. Она услышала оглушительный треск, и вскоре на реке показалось множество плывущих ледяных глыб. Сначала они сгрудились возле утеса, затем одна за другой стали исчезать за излучиной, постепенно теряя форму и массу.
Когда вода спала настолько, что Эйла смогла спуститься по узенькой тропке к реке, она с трудом узнала берег. Другой стала и грязная куча плавника и костей, скопившихся у подножия утеса. Помимо раздувшихся трупов животных, в ней появилось несколько вывороченных с корнем деревьев. Изменилось очертание берегов, многие деревья исчезли. Многие, но не все. В этих засушливых краях деревья (особенно те из них, которые росли в стороне от реки) имели чрезвычайно развитую корневую систему, уходившую на большую глубину. Растительность приспосабливалась к ежегодным весенним паводкам – множество росших по берегам деревьев и кустов было лучшим тому подтверждением. Эйла заметила на кустах малины первые зеленые почки, она с вожделением вспомнила о ее сладких красных ягодах, но тут же сникла.
Зачем думать о ягодах, которые созреют только летом? Если она решит продолжить поиски Других, в долине ее к тому времени уже не будет. Оставалось решить, когда именно она покинет долину. Сделать это оказалось куда сложнее, чем представлялось ей вначале.
Она сидела на своем излюбленном месте, в дальнем конце каменного карниза. С той стороны, которая была обращена к лугу, имелось удобное каменное сиденье с небольшой полочкой, на которую она обычно ставила ноги. Отсюда открывался хороший вид на долину, река была скрыта за скальным выступом. Она стала искать взглядом пасущуюся на лугу Уинни и вскоре заметила ее уже возле самого утеса. Кобылица скрылась за каменным лбом, но Эйла слышала звук ее приближающихся шагов.
Увидев большую голову степной лошади с темными глазами и жесткой гривой, она заулыбалась. Ей в глаза бросилась темная полоса, шедшая по спине золотистой кобылки, и еле заметные темные полоски на ее передних ногах, нижняя часть которых была окрашена в темно-коричневый цвет. Молодая кобылка вопросительно посмотрела на женщину, тихонько заржала и, не получив от Эйлы никакого ответа, продолжила свой путь к пещере. С виду она была уже вполне взрослой, пусть пока и нескладной кобылой.
Эйла вновь обратила взор к долине и вернулась к мыслям, занимавшим ее все дни напролет и не дававшим ей спать по ночам. «Разве я могу вот так взять и уйти? Сначала надо хорошенько поохотиться и, может быть, дождаться той поры, когда созреют первые фрукты… А что я буду делать с Уинни?» Именно в этом и состояла одна из ее главных проблем. Эйла не хотела жить одна, но, с другой стороны, она ничего не знала о людях, которых в Клане называли Другими и к которым она, вне всякого сомнения, принадлежала. «Что, если они запретят мне жить вместе с ней? Бран ни за что не позволил бы мне держать взрослую лошадь, особенно такую молодую и ласковую… Вдруг они захотят убить ее? Она ведь даже убегать от них не станет. Ну а меня они скорее всего не послушают. Бруд убил бы кобылку на месте. Что, если Другие похожи на Бруда? Или того хуже? Ведь убили же они ребеночка Оды, пусть и не нарочно.
Конечно, мне нужно кого-то найти, но я могу сделать это и попозже. Поохочусь, соберу корешков – тогда и пойду. Решено. Поживу пока в пещере».
Принятое решение успокоило Эйлу. Она поднялась на ноги и направилась к другому краю каменного карниза. От груды костей и коряг, находившейся у подножия утеса, веяло запахом падали. Эйла заметила возле нее гиену, перемалывавшую своими могучими челюстями переднюю ногу, которая могла принадлежать гигантскому оленю. Подобными челюстями и передними конечностями не могло похвастать ни одно другое животное, однако гиены заплатили за них сполна – более уродливых и непропорционально сложенных тварей Эйла просто не знала.
Она заметила возле огромной зловонной кучи еще одну гиену, пытавшуюся вытянуть полуразложившуюся тушку какого-то животного, и хотела было метнуть в нее камень, но вовремя одумалась и посмотрела на падальщика едва ли не с благодарностью. Она прекрасно знала особенности и повадки этих хищников. В отличие от волков и крупных кошек они имели слабые, неразвитые задние конечности. У своих жертв они прежде всего выгрызали внутренности, мягкое брюхо и молочные железы. Но главным образом они питались падалью, на какой бы стадии разложения та ни находилась.
Они упивались разложившейся плотью. Не раз и не два Эйле доводилось видеть гиен, пожирающих дерьмо или останки небрежно похороненных человеческих тел. Твари эти имели соответственный запах. Укус же их часто оборачивался смертью, причиной которой становилось заражение крови. В довершение ко всему они выкрадывали у зазевавшихся мамаш их младенцев.
Эйла поморщилась и передернула плечами. Как она ненавидела этих подлых тварей! В этой ее ненависти было что-то иррациональное – ей казалось, что гнуснее и омерзительнее их нет ничего на свете. Все прочие пожиратели падали имели точно такой же запах, однако они никогда не вызывали у нее таких чувств.
Эйла увидела росомаху, подошедшую за своей долей падали. Внешне она походила на медвежонка с необычайно длинным хвостом, однако Эйла знала о том, что животное это ближе к ласке, а выделения его мускусных желез своим зловонием не уступают секрету скунсов. Росомахи не просто поедали падаль. Зачастую эти драчливые умные хищники отвоевывали у более крупных животных и пещеры, и места охоты. Они бесстрашно нападали даже на гигантских оленей, хотя могли удовлетвориться мышами, лягушками, птицей, рыбой или ягодами. Эйле доводилось видеть, как они отгоняют крупных хищников от добычи. Росомахи неизменно вызывали у нее уважение, тем более что их мех ценился за замечательные морозоотталкивающие свойства.
Пара красных коршунов покинула свое гнездо на вершине высокого дерева, росшего на противоположном берегу реки, и стремительно взмыла в небо. В следующее мгновение они развернули свои широкие красноватые крылья и раздвоенные хвосты и стали снижаться. Коршуны тоже питались падалью, но подобно всем прочим пернатым хищникам охотились на мелких грызунов и рептилий. Молодая женщина знала, что самки коршунов крупнее самцов, и неизменно восхищалась их парящим полетом.
Эйла терпимо относилась и к грифам, хотя их лысые головы и характерный резкий запах не могли не вызывать у нее отвращения. Они ловко орудовали своими острыми сильными клювами, созданными специально для того, чтобы рвать на части разлагающуюся плоть; движениям их были свойственны удивительные достоинство и грация. У Эйлы дух захватывало, когда она видела, как они парят на своих широких крыльях, камнем падают вниз или же, вытянув шею и изогнув крылья, подлетают к добыче.