Чувствовалось, что кобылица, привыкшая к малоподвижному образу жизни, изрядно устала. Ведь ей не приходилось ни странствовать вместе с табуном по бескрайним степям, ни спасаться бегством от хищников. Вся ее жизнь проходила в пещере или поблизости. К тому же она была еще совсем молода. Вскоре она замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась, устало понурив голову, бока тяжело вздымались.
Женщина соскочила с ее спины.
– Уинни, как это здорово! – восторженно сверкая глазами, сообщила Эйла и, подняв лошадиную морду, прижалась к ней щекой. Этим жестом, знакомым Уинни с раннего детства, она выражала ей свою любовь и признательность.
Эйлой овладело странное возбуждение. Она скакала вместе с лошадью! Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно!
Эйла с трудом заставила себя слезть с лошади. Катание на носящейся галопом молодой кобыле доставляло ей несказанную радость. С этим ничто не могло сравниться. Похоже, эта игра доставляла удовольствие и Уинни, быстро привыкшей к присутствию седока. Вскоре долина стала слишком маленькой для молодой женщины и ее резвого скакуна. Тогда они стали выезжать за ее пределы – в степи, лежавшие к востоку от реки.
Эйла знала, что в скором времени придется заняться собирательством и охотой, обработкой и заготовкой даров дикой природы, без этого она не смогла бы пережить весь цикл смены времен года. Ранней весной, когда земля только-только пробуждалась от долгой зимней спячки, ее добыча оставалась достаточно скудной. К их обычной зимней снеди – сушеным продуктам – добавилась кое-какая зелень, но ею все и ограничивалось: не было ни почек, ни кореньев, ни жестковатых стеблей. Впрочем, Эйла нисколько не тяготилась вынужденной праздностью, свойственной этой поре, с раннего утра и до позднего вечера она каталась на своей лошадке. Вначале она играла в этом катании пассивную роль – лошадь шла как ей вздумается. Эйла даже не пыталась направлять кобылицу, ибо общалась с ней главным образом с помощью жестов. Лошадь попросту не могла внимать ей. Но верховая же езда обеспечивала им теснейший контакт.
После того как миновал период первоначальной нервозности, Эйла стала обращать внимание на игру лошадиных мышц. Уинни тоже научилась чувствовать ее состояние, которое могло быть как расслабленным, так и напряженным. Они пытались распознавать чувства и желания друг друга и сообразовывать с ними свое поведение. Если Эйле хотелось отправиться в каком-то определенном направлении, она бессознательно склонялась в эту сторону, что отражалось на тонусе ее мышц. Лошадь откликалась на это, изменяя либо скорость, либо направление движения.
Период взаимного обучения способствовал их дальнейшему сближению. Вскоре Эйла действительно научилась управлять лошадью, пусть вначале она и не осознавала этого. Сигналы, связывавшие женщину и лошадь, были столь слабыми, а переход от пассивного согласия к активному взаимодействию столь естественным, что Эйла могла лишь смутно ощущать это. Непрестанная езда превратилась в напряженный и интенсивный курс обучения. Чувствительность обеих участниц этого действа постоянно росла. Эйле достаточно было помыслить о том, куда и с какой скоростью она хочет поскакать, для того чтобы животное вняло ее воле. Порой Эйле казалось, что оно стало продолжением ее тела. Молодая женщина не понимала, что все сигналы ее нервов и мышц моментально воспринимаются донельзя чувствительной кожей ее скакуна.
Эйла не собиралась учить Уинни. Успех объяснялся той любовью и вниманием, с которыми она привыкла относиться к животному, и природными особенностями лошади и человека. Уинни отличалась любопытством и сообразительностью, она поддавалась обучению и обладала хорошей памятью, однако мозг ее имел иное устройство и был не столь развит, как мозг человека. Лошади относятся к числу стадных животных, тяготеющих к тесному теплому общению с себе подобными. Именно по этой причине чувство осязания играет в их жизни столь важную роль. Инстинкт молодой кобылы понуждал Уинни следовать командам, идти туда, куда ее направляла Эйла. В минуту опасности даже вожак боится отбиться от своего табуна.
Действия женщины отличались целесообразностью, ибо направлялись мозгом, в котором знанию и опыту сопутствовали предвидение и анализ. Осознание уязвимости собственного положения приводило к обостренному чувствованию и рефлекторному реагированию на все поступающие в мозг сигналы, что способствовало ускорению процесса обучения. Даже во время прогулок Эйла при виде зайца или гигантского тушканчика невольно тянулась за пращой и устремлялась в погоню. Уинни, стремившаяся выполнять все желания Эйлы, улавливала и такие импульсы. Эйла осознала свою власть над лошадью только после того, как ей удалось убить гигантского тушканчика.
Это произошло ранней весной. Они случайно вспугнули зверька. Эйла, едва завидев его, склонилась в ту сторону и потянулась за пращой. Уинни же, почувствовав ее безмолвный призыв, понеслась вслед за тушканчиком. Когда они приблизились к нему, Эйла слегка изменила положение тела, желая соскочить на землю, и кобыла тут же остановилась, дав ей возможность встать на ноги и поразить зверька точным броском из пращи.
«Давненько я не ела свежего мяса… – думала Эйла, направившись к ожидавшей ее лошадке. – Хорошо бы поохотиться еще, но уж лучше я покатаюсь на Уинни… Как здорово все вышло! Она поскакала за тушканчиком и остановилась, едва я этого захотела!» Эйле вспомнился тот день, когда она впервые села на спину кобылы, обхватив руками ее мохнатую шею. Уинни тем временем принялась щипать молодую нежную траву.
– Уинни! – воскликнула Эйла. Лошадь вскинула голову и, вопросительно подняв уши, посмотрела на женщину. Эйлу переполняли восторженные чувства. Мало того, что она научилась скакать на лошади, теперь она умела и направлять ее в нужную сторону!
Кобыла подошла к Эйле.
– Уинни… – повторила молодая женщина, чувствуя, что еще немного, и она заплачет. Уинни шумно выдохнула воздух через ноздри и, изогнув шею, положила голову ей на плечо.
Эйла хотела было вскочить на лошадку, но неожиданно почувствовала себя на удивление неуклюжей. Ей мешал убитый тушканчик. Тогда она подвела лошадку к большому камню и влезла ей на спину уже с него. Немного помедлив, Уинни неуверенно направилась к пещере. Теперь, когда Эйла пыталась управлять кобылой сознательно, сигналы, подаваемые се телом, утратили свою определенность и однозначность, на что не могла не отреагировать и Уинни. Ведь Эйла до сих пор не понимала того, как именно она управляет лошадью.
Отметив про себя это обстоятельство, она стала больше полагаться на рефлексы, но при этом сумела выработать и несколько полезных сигналов. Теперь Эйла стала охотиться чаще. Она останавливала лошадь, спешивалась и только после этого метала камень в цель. Вскоре она решила сделать то же самое, не сходя с лошади. Разумеется, ее постигла неудача – она промахнулась. Эйла восприняла этот промах как вызов и тут же приступила к отработке бросков. Владение любым оружием предполагает долгие тренировки. Именно этим и занялась Эйла, помня о том, что в свое время она смогла самостоятельно освоить обычное метание (никто не учил ее этому, ибо женщинам возбранялось иметь дело с оружием). Она помнила и о своем промахе, когда она оказалась совершенно безоружной один на один с рысью. Именно этот случай и побудил ее заняться освоением техники двойного броска.