За каких-то два месяца он сколотил разношерстную «бригаду», численностью не больше взвода, но по свирепости и решимости не уступавшую целой роте.
Бригада Конюшкова приняла свой первый и последний бой под Лобнинском, близ села Стволовое. Штрафники получили приказ встретить отряд карателей, направлявшийся в село. Бой был недолгим. Необученную и плохо вооруженную бригаду смертников уничтожили быстро. Эксперимент провалился. Но не сбылись и опасения начальства – никто из уголовников не покинул поля боя. Вся «свирепая бригада» пыталась драться до последнего. За исключением ее командира майора Конюшкова. Он отсиделся в Стволовом у женщины по имени Аксинья, а потом огородами убрался восвояси.
Каратели почему-то не тронули село. Аксинья осталась жива и очень скоро давала показания в особом отделе дивизии «о действиях гражданина Конюшкова во время боя».
Майора очень быстро расстреляли. По всем правилам. Чуть ниже макушки.
Говаривали, что где-то в московском кабинете кто-то очень начальственный, узнав об этом, сказал:
– Палач никогда не стал бы героем… А его жертвы – стали.
Погибших близ села Стволовое солдат во всех официальных сводках называли «рота под командованием майора Конюшкова». Разобрались, кто герой, а кто – нет, только в конце пятидесятых. И улицу переименовали. Она стала улицей Грибоедова. На целых тридцать лет…
Федор едва дождался назначенного времени встречи с профессором. Он приехал на улицу Конюшкова на сорок минут раньше, быстро нашел нужный дом и еще долго бродил из конца в конец двора, нервно озираясь и время от времени поглядывая на часы. Он ждал этой встречи, наверно, больше, чем сам профессор, который уговаривал его прийти.
Когда стрелка скользнула в нужное положение, Федор уже стоял перед клеенчатой дверью и давил кнопку звонка.
Жилище профессора удивило Лосева. Это была настоящая холостяцкая берлога. Из всех атрибутов «интеллигентской роскоши» присутствовал только старинный дубовый письменный стол. Он занимал чуть ли не полкомнаты и был завален бумагами, книгами, деталями неведомой аппаратуры. Прямо в центре громоздилась гигантская линза, похожая на ту, что Лосев видел в фотостудии.
– Вы меня выслушайте, Федор, – попросил Лобник. – Внимательно выслушайте. И в ваших интересах поверить тому, что я расскажу. Иначе вы опять зайдете в тупик и, главное, не сможете уберечь себя от опасности.
– Да будет вам… – буркнул Федор, присаживаясь на единственный стул, не заваленный журналами. – Я уже понял про опасность. Вы по существу, пожалуйста… А я уж постараюсь поверить.
– Я Игорь Валентинович Лобник. – Профессор сложил руки домиком перед лицом и, делая паузы между предложениями, начал рассказывать, иногда для убедительности или от волнения делая мелкие движения ладонями вперед, как будто собирался нырять. – Пять лет назад я опубликовал интересную, но с точки зрения науки рядовую статью в одном популярном журнале. Я рассказывал в ней, как давно и безуспешно бьюсь над проблемой фотомодуляции и оптико-органической корреляции материи. Выражаясь простым языком, я искал возможность… дублировать материю. Не клонировать – как сейчас модно говорить, – а дублировать. Это совсем другое… Я ученый и, хоть представляю себе сущность клонирования, не верю в возможность таким путем осуществить полное органическое и – извините – духовное копирование. То, над чем я безуспешно трудился – синтез фотомодуляции, – позволил бы создать не только физического, но и духовного двойника. Понимаете? Не копию морской свинки или ягненка, а репродукцию человека во всей совокупности его физических и душевных качеств!
Федор чуть наклонился вперед и, словно пародируя рассказчика, сложив руки домиком, задал короткий и очень простой вопрос:
– А зачем?
Профессор даже привстал:
– Как же? Ну как же? Ужель вы не представляете поистине безграничные возможности для человеческого утешения и счастья?! Только представьте себе: сколько семей теряют близких, сколько матерей хоронит еще молодых сыновей, сколько талантливых ученых, художников, музыкантов уходят из жизни в самом расцвете лет, не сделав, может быть, главного своего открытия, изобретения, не создав самого мощного и глубинного своего шедевра!
Федор прищурился, потом широко раскрыл глаза и покачал головой:
– Но ведь так распорядилась Природа. Так распорядилась Жизнь.
Профессор улыбнулся:
– Вы умышленно избегаете слова «бог»? Напрасно. Ведь бог – это тот, кто созидает. И если мне удалось создать человека, значит, я – бог. Значит, могу сам распорядиться всем тем, чем не дано распоряжаться другим людям. Так я считал… Но события, последующие за моим открытием, подтвердили вашу правоту, а не мою. Правоту Природы, как вы выражаетесь. А тогда я все-таки был бог. Я чувствовал себя им. Я приближался к самой величайшей тайне на земле – тайне созидания человека. Повторюсь: не клонирования материи, а созидания новой жизни.
– Для этого не надо выдумывать велосипед, – не удержался Федор. – Природа уже изобрела простой и надежный способ такого… созидания.
Профессор сделал паузу, словно давая возможность ехидной ремарке упорхнуть в окно, и продолжал:
– Вот тогда, спустя месяц после этой публикации, ко мне в лабораторию пришел молодой человек, который представился Виктором Камоловым. На редкость приятный, умный и энергичный молодой человек.
Федор мгновенно представил, как Виктор, многозначительно улыбаясь, представлялся профессору. Самоуверенность была его главным козырем всегда.
– Талантливый фотограф, художник, – продолжал расхваливать Камолова Лобник, – он имел способность мыслить физическими формулами. Представляете – художник с математическим складом ума! Предметность красок и абстракция цифр! Оказалось – и это было самым невероятным, это и подкупило меня в физике-самоучке, – что он давно уже бредит той же самой идеей, которой я поделился в статье с читателями журнала. Не просто бредит – он пошел на поиски ее осуществления, но другим путем. Как фотограф, понимаете? По иронии судьбы, а может, и не случайно, но слова «фотосинтез», «фотомодуляция» – значения которых далеки друг от друга – имеют тем не менее один и тот же корень, восходящий к профессии Виктора. Он был убежден, что оптико-органическая корреляция возможна на основе цифрового фото. Обычного снимка, но чудовищно высокого разрешения. Как вам объяснить нагляднее… – Профессор огляделся по сторонам, будто подыскивая какой-то подручный образец для наглядности. – Словом, одна цифровая точка, увеличенная в сотни раз и скоррелированная органическим модемом, – это… другая реальность. Новая жизнь. Понимаете? А что такое фото? Это ведь не одна-единственная клетка ДНК – это миллионы клеток, образующих волосы, глаза, нос, шею, другие органы человеческого тела! И – самое главное – человеческого мозга!
– А что, – Федор все еще сохранял насмешливость во взгляде, – мозги тоже видны на фотографии?
– Мозги не видны, конечно, – ничуть не смущаясь, продолжал Лобник, – но я же сказал вам про органический модем! Это своего рода цифровой рентген и преобразователь цифровой информации в органическую. Таким образом, спустя только три года после той памятной публикации я вплотную приблизился к воссозданию фотодублера – точной органической и мыслительной копии любого человека, изображенного на цифровой фотографии высочайшего разрешения!