– Я потерялся…
Пальцы его дрогнули, ручка выскользнула, и ведро упало. Мхи расступились перед ним, под ногами Арвета распахнулся влажный земляной зев, и Арвет кувырком полетел вниз.
Элва первой вошла в избушку, повернулась к Дженни:
– Проходи. Будь гостем.
Это звучало как приказ, а не приглашение, но девушка не стала возражать – она все еще размышляла, почему Арвет от нее убежал, как от чумы. Неужели она так страшно выглядит? Судя по отражению в бочке с водой, совсем нет. Это платье будто шили на нее.
Избушка бабушки Элвы была местом довольно мрачным и тесным – небольшая каменная печь посередине, возле нее несколько древних кастрюль и чугунков, дыра в потолке, куда должен уходить дым. Скамьи вдоль стен, полки с какими-то горшками, туесками, ряды пучков травы и сушеных рыбин, висевшие на веревках, протянутых от стены к стене, ворохи тряпья. На всем слой пыли и копоти. Элва прошла вглубь, задевая веревки с рыбами, и из темноты на Дженни вывернулась голова здоровенной щуки, бессмысленно блестя глазами и царапая воздух зубами. Девушка едва успела уклониться и села на лавочку у входа.
Быть гостем ей как-то не хотелось. Нет, до сих пор все шло чудесно – пока она сюда не пришла. Этот подземный домик, который Арвет назвал сауной, только выглядел как какой-то погребальный курган, а внутри отлично освещался солнцем из дыры в потолке, куда уходил пар и дым. Она думала, что потеряет сознание от счастья, когда согрелась и помыла голову. Но когда примерила одежду, которую принесла Элва, то уже всерьез испугалась, как бы сердце не разорвалось на радостях. Плевать, что платье старинное – не старомодное же! Одна серебряная брошь чего стоит! А пуговицы с тончайшим витым узором, а серебряные завитушки – вышивка по сини блузки? А бархатный кошелек – черный с маками? А ботинки – черные, круглоносые, с массивными пряжками серебра? Это же богатство! В таком платье не стыдно в Букингемском дворце чай пить с королевой. Даже страшно в нем по лесу ходить – не ровен час, за какую-нибудь завистливую ветку зацепишься.
– Нравится? – равнодушно спросила Элва, и Дженни поняла, что саамка давно уже смотрит на нее, пока она рассматривала платье.
– Очень. – Дженни восхищенно разгладила белоснежный кружевной передник. – Это ваш национальный костюм?
– Не наш. Этих, с юга. Наш вот такой. – Бабушка продела костлявый палец сквозь прореху между швами ветхой жилетки. – Хочешь?
– Э… нет, спасибо, – поспешно отказалась девушка. – Мне и этот очень нравится. Он ведь мне идет?
Если Элва и услышала затаенную надежду в голосе Дженни, то виду не подала. Она покопалась в каком-то сундучке и вытащила нечто, замотанное в ткань:
– Хочешь?
Дженни приняла предмет с некоторой опаской. Она смотрела ясным взором и только поэтому и понимала Элву, но не видела ничего необычного в ее облике. Как и во всей избушке – ни единое бревнышко, ни единая щепка или нитка ничем не притворялись, они были простым бревном, щепкой, ниткой, и не более.
Элва выглядела тем, кем быть не могла – простой старой саамкой, живущей в диком лесу в древней избушке.
«Может, она поддельная шаманка? – размышляла Дженни, разворачивая ткань. Предмет был плоский, и твердый. – Ну, как всякие городские шарлатаны. Но тогда откуда она мое имя узнала? И сказала, что ждала? Очередная загадка…»
Это оказалось старинное зеркало. Небольшой овал стекла в деревянной рамке, оплетенной резной берестой. Девушка поглядела в мутное белесое стекло, где от старости уже осыпалась амальгама, и пожала плечами:
– Спасибо, только оно уже… испортилось.
Элва так же равнодушно приняла зеркало. Поплевала на него, протерла рукавом, что-то бормоча. Поглядела несколько секунд, пощелкивая желтым длинным ногтем по стеклу, и убрала в карман грязного передника.
Разочарование Дженни нарастало.
«Все просто! – Ее осенило. – Арвет ей наверняка позвонил, вот она нас и ждала. А я от нее чудес Магуса жду. Смешно!»
– А где Арвет?
Элва не отвечала. Отвернулась и сосредоточенно, как лемминг в своей кладовой, рылась на полках.
«И Арвет хочет оставить меня здесь? – с ужасом подумала Дженни. – Нет, она славная старушка… наверное. Но жить с ней… и где?»
Дженни с ужасом огляделась – бревна, копоть, мусор, тряпье, и щука, которая медленно качается, скалит зубы и прицеливается провалом мертвой пасти…
– Почисти!
На колени ей шлепнулась здоровая рыбина, твердая и костистая. Щука!
Она вытаращила на Дженни выпученные сухие глаза, раззявила рот, растопырила плавники.
– Зачем? – поморщилась девушка. – Кажется, ей и так не плохо.
– Для ужина.
– Это можно есть?! Я думала, для декора висит…
Элва кинула ей нож. Старый, даже старинный. Отполированная ладонями деревянная ручка, лезвие, сточенное почти до состояния шила.
– А как… – Дженни поняла, что она в избушке одна. Бабушка Арвета исчезла, только оленья шкура у входа качалась.
«Как она успела выйти?!»
Щука лежала на коленях и скалила ей желтые зубы. Дженни взяла нож и неуверенно ткнула в ее жесткий бок.
– Вот так рыбка…
Она начала ее тереть – сперва вяло, потом с энтузиазмом. Но рыба не чистилась. Дженни скребла, терла, долбила, ковыряла ее, но щука не поддавалась.
Жалкая горка желтой чешуи – это все, что она смогла настрогать. Руки ныли. Острые плавники искололи пальцы.
– Да чтоб тебя!
Тупой нож сорвался и раскроил ей ладонь. Кровь на долю секунды замерла в ране, будто раздумывая – течь ли ей, и Дженни сжала с силой кулак. Притиснула его к сердцу, закачалась, забормотала что-то утешительное, уговаривая кровь остановиться. И та послушалась. Но вот с болью ей не удалось договориться. Руку жгло. Дженни вновь взялась за рыбу.
Она уже и забыла, сколько здесь сидит. Солнце затекало под неплотно прилаженную шкуру в дверном проеме, сочилось сквозь щели между бревнами и сквозь узенькие окошки под крышей. Пылинки кружились в темноте и вспыхивали, попадая в солнечный свет. А Дженни скребла и скребла проклятущую рыбину. Бросить бы ее в пыльный угол, пойти, прогуляться. Неужели здесь другой еды не найдется? А нет, так она голодной спать ляжет! Но девушка размеренно двигала ножом, выглаживала рыбий бок до белизны.
«Раз Элва сказала, то надо почистить, – сонно думала она. – Надо ее почистить».
Ей было жарко, было душно, было странно. Голова кружилась, и пылинки все ярче вспыхивали в глазах. Как маленькие звезды, они обжигали сетчатку и оставляли за собой медленно тающий светящийся след.
Рыба тяжелела и будто росла в длину, раздавалась в ширину, выворачивалась из рук, царапала колени плавниками, а потом и вовсе нырнула зубастой головой вниз. Дженни схватила ее за бока, костистое тело дрогнуло, с хрустом щучья голова повернулась к ней. Рыба уставилась на нее иссохшими шариками глаз, еще шире раскрыла пасть. Дженни растерялась. Щука извернулась, со стуком бухнулась на пол. И, извиваясь телом, быстро поскребла в темноту.