Но в Опсаре текла кианская кровь, она была уфтака. Все знали, что уфтаки — простолюдины, которые изображают из себя знать. Их презирали даже сородичи. О чем это говорит?
Кроме того, что бы там ни болтала Опсара, ее подопечный крошка Моэнгхус рос здоровым и благополучным. Фанашила даже сказала об этом вечером, когда рабы собрались за ужином. Они сидели в своем привычном углу и брали пальцами рис из мисок, когда Опсара опять завела старую песню о том, что нужно перебить айнритийских господ.
— Ну так давай первая, начинай! — бросила Фанашила.
Иэль и все прочие взорвались от хохота. Так случайно нашелся способ заткнуть рот Опсаре. Теперь, когда Опсара начинала ныть и проклинать новых господ, Фанашила лопалась от смеха. Она ждала случая вставить свое слово.
Если что и беспокоило Фанашилу, так это Коленопреклонение, когда надсмотрщики собирали их и отводили в святилище Умбилики. Сначала шрайский священник читал проповедь, из которой Фанашила понимала только отдельные слова, а затем заставляли молиться вслух перед полукругом идолов. Некоторые были гротескными, как отрубленная голова Онкис на золотом дереве, другие похабные, как Айокли, у которого фаллос подпирал подбородок, а некоторые даже красивые, как суровый Гилгаоал или сладострастная Гиерра, хотя ее широко раздвинутые ноги заставляли Фанашилу краснеть.
Шрайский священник называл их воплощениями бога. Но Фанашила-то лучше знала. Это были демоны.
Но она все равно молилась им, как ей приказывали. Иногда, когда надсмотрщики отвлекались, она отводила взгляд от злобного идола и искала на парчовых полотнищах, покрывавших холщовые стены, Две Сабли Фана. Маленькие символы веры ее народа были повсюду. И тогда Она молча повторяла слова, которые столько раз слышала в храме.
Один за Неверящего… Один за Незрячее Око…
Этого, решила она, достаточно. Не так уж страшно молиться демонам, если Единый Бог повелевает всем. Кроме того, демоны слушали… Они откликались на молитвы. Иначе почему идолопоклонники стали господами, а истинно верующие — рабами?
После вечерней трапезы надсмотрщики отводили женщин в Комнату Циновок — огромный шатер, где все спали на фантастических коврах. По словам надсмотрщиков, это были ковры из замков кианских господ. Некоторые рабыни плакали. Других, особенно красивых или строптивых, уводили куда-то в ночи. Иногда они возвращались, иногда нет. Но, как понимала Фанашила, они сами на это нарывались. Стоило только согласиться… Все так просто: согласишься — и получишь награду. Или, по крайней мере, тебя оставят в покое.
Так она говорила себе, когда увели ее. Она сделала все, что ей велели. Таковы правила. Ее не убьют, только не ее! Она мыла ноги этому их Воину-Пророку…
Госпожа Эсменет никогда не позволила бы этого. Никогда!
Надсмотрщик Коропос, бывший сиронжский раб кианцев, отказался отвечать на ее вопросы, заданные шепотом. Твердой рукой он направлял Фанашилу между спящими на полу женщинами, затем вывел в прихожую, где играли и отдыхали надсмотрщики. Она видела, что они злобно усмехаются ей вслед — особенно Тириус, освобожденный нансурец. Надсмотрщики изнасиловали немало рабынь. Но разве они осмелятся тронуть ее? Стоит пожаловаться госпоже Эсменет, и им перережут глотки.
Фанашила так и заявила Коропосу.
— Это ты ему скажи, — хмыкнул старик.
Они прошли сквозь занавеску из висящих кнутов — традиционный вход в жилище рабов у айнрити — и выбрались на холодный воздух.
В ночной тьме стоял высокий и на вид непреклонный человек. За его спиной простирался темный лабиринт лагеря. Из-за простого платья — туника под сиронжским плащом — Фанашила не сразу узнала этого человека… Господин Верджау, один из наскенти!
Она упала на колени, как ее учили.
— Смотри на меня, — сказал он твердо, но ласково. — Скажи мне, милая, что за слухи до меня дошли?
Камень упал с души девушки. Фанашила скромно потупилась. Она любила слухи. Почти так же, как и внимание.
— Ка-акие слухи, господин?
Верджау улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. Он стоял так опасно близко, что она ощущала его запах. Он поднял ее подбородок мозолистым пальцем. Фанашила вздрогнула, когда он провел пальцем по ее губам.
— Что они до сих пор любовники, — ответил он.
Взгляд его оставался отсутствующим, но что-то вроде… ухмылки слышалось в интонации голоса.
Фанашила сглотнула, снова перепугавшись.
— Они? — переспросила она, смаргивая слезы. — Кто?
— Супруга пророка и святой наставник.
Ни один из Напевов не обнажает природу души так, как Напев Принуждения. Согласно Заратинию, тот факт, что принужденные всегда считают, будто действуют по своей воле, доказывает: воля есть движение души, но не сама движущая сила, как мы порой считаем. Хотя оспаривают это немногие, абсурдность выводов с трудом поддается полному пониманию.
Меремнис. Аркана Импликата
Один мельник как-то раз сказал мне: когда шестерни не сцеплены, они становятся подобны зубам. То же самое касается людей и их интриг.
Онтиллас. О глупости людской
Ранняя весна, 4112 год Бивня, Амотеу
Они пришли из замков Галеота, где полы устилают соломой, а псы едят вместе с хозяевами. От приграничных лесов Туньера, густых и бескрайних, где ведут свою вечную и бесцельную войну шранки. Из пиршественных залов Се Тидонна, где длинноволосые таны грозят варварским народам. От великих владений Конрии, где темноглазые палатины кичатся своим происхождением. И от жарких долин Верхнего Айнона, где люди на шумных улицах расступаются перед разукрашенной знатью. За восемь лет до того шрайя Тысячи Храмов призвал их, и они пришли… Люди Бивня.
От Героты они двинулись дальше по покоренным землям. Молва о «дани дней» Воина-Пророка бежала впереди них, и ксерашцы встречали Священное воинство, распростершись на красно-черной земле. Они распахивали двери тайных амбаров, добровольно отдавали айнрити козье молоко, мед, сушеный перец, сахарный тростник, даже целые стада скота. Деревенские старейшины шумно приветствовали завоевателей, целовали их сандалии и предлагали своих самых красивых темнокожих дочерей. Все, что может ублажить Людей Бивня.
Основная колонна, состоявшая из воинов Хулвагры, Чинджозы, Пройаса и Анфирига, шла Геротским трактом. Прибрежные крепости сдавались одна задругой: Сабсал, Моридон и даже Хореппо — прежде там был порт, где высаживались айнритийские Пилигримы до Священной войны. К ним присоединялись новоприбывшие — галеотские моряки, по большей части освенты, загнанные на берег кианскими пиратами. Потея в своих волосяных рубахах, они затаскивали барки на каменистый берег и жгли их. Затем присоединялись к сородичам у вечерних костров, пугаясь их странных одежд и суровых взглядов.
Готьелк тем временем шел прямо на юг, чтобы взять громадную крепость Каргиддо. Чтобы обезопасить себя, он внимательно изучал данные разведки, собранные Атьеаури. Весть о геротской бойне дошла уже и до Каргиддо, и после церемониальной демонстрации неповиновения прославленная цитадель сдалась на сомнительную милость тидонцев.