— Сколько их, на твой взгляд? — спросил Пройас у скюльвенда, который стоял, скрестив покрытые шрамами руки поверх чешуйчатого доспеха.
— А какая разница? — отозвался варвар.
Его бирюзовый взгляд нервировал Пройаса, и принц снова принялся осматривать затянутые серым дымом окрестности. Вчера, когда масштабы бедствия постепенно прояснились, Пройас раз за разом спрашивал себя: почему? Почему? Его мысли, словно обиженный ребенок, топтались вокруг его благочестия. Кто из Великих Имен трудился столько, сколько он? Кто совершил больше жертвоприношений, вознес больше молитв? Но теперь Пройас не смел задаваться этим вопросом.
К нему вернулись мысли об Ахкеймионе и Ксинеме.
«Это ты, — сказал тогда маршал Аттремпа, — все предал..»
«Но это же во имя Бога! Ради славы Господней!»
— Большая разница! — прошипел Пройас.
Он знал, что скюльвенд ощетинится, заслышав подобный тон, но его это не волновало.
— Нам нужно найти способ выбраться отсюда!
— Вот именно, — отозвался Найюр, внешне совершенно невозмутимый. — Нам нужно найти способ выбраться отсюда… А насколько велико воинство падираджи — неважно.
Нахмурившись, Пройас снова повернулся к бойнице. Он был не в том настроении, чтобы выслушивать замечания.
Пройас поднес руки к лицу, провел ногтями по щекам. «Этого не может быть! Что-то… Я что-то упустил!»
— Мы прокляты, — пробормотал он. — Они правы… Бог наказывает нас!
— Ты о чем?
— О том, что Конфас и прочие, возможно, правы насчет него!
Грубое лицо превратилось в каменную маску.
— Него?
— Келлхуса! — воскликнул Пройас.
Он крепко сцепил дрожащие руки.
«Я дрогнул! Я потерпел неудачу!»
Пройас читал множество трактатов о том, как другие люди совершали ошибки в критических ситуациях, и вдруг осознал, что сейчас — сейчас! — его момент слабости. Но вопреки ожиданиям, это знание не придало ему сил. Скорее уж осознание того, что он потерпел неудачу, грозило ускорить его крах. Он был слишком болен… Слишком устал.
— Они бранятся из-за него, — резко произнес принц. — Сперва Конфас, а теперь даже Готьелк и Готиан.
Пройас судорожно вздохнул.
— Они утверждают, что он — лжепророк.
— Это не слухи? Они сами сказали тебе об этом? Пройас кивнул.
— Они думают, что при моей поддержке смогут открыто выступить против него.
— Ты рискнешь развязать войну? Войну айнрити против айнрити?
Пройас сглотнул, пытаясь придать взгляду определенную строгость.
— Да, если этого потребует Бог.
— А откуда вам знать, чего именно требует ваш Бог? Пройас в ужасе уставился на скюльвенда.
— Я просто…
К горлу подступила острая боль, по щекам потекли горячие слезы. Пройас мысленно выругался, открыл было рот, но вместо слов у него вырвался всхлип…
— А как насчет Конфаса? — спросил принц. — Есть ли шанс, что он солгал насчет запасов еды?
Варвар пожал могучими плечами.
— Нансурцы умеют считать.
— А еще они умеют лгать! — сорвался Пройас.
Ну почему этот человек не может нормально отвечать на вопросы?
— Ты думаешь, Конфас сказал правду?
Найюр сплюнул за край древней каменной стены.
— Придется подождать… Посмотрим, останется ли он жирным, когда мы отощаем.
Чума на голову скюльвенда! Как он может дразнить его сейчас, в таких тяжелых обстоятельствах?
— Ты оказался осажден, — продолжал скюльвендский воин, — в городе, который уже несколько недель голодал. Даже если Конфас и припрятал сколько-то еды, это не имеет значения. У тебя всего один выход, один-единственный. Нужно пустить в дело Багряных Шпилей — и немедленно, пока падираджа не успел собрать кишаурим. Священное воинство должно выйти в поле.
— Ты что, думаешь, я с этим не согласен? — воскликнул Пройас. — Я уже обращался к Элеазару — и знаешь, что он мне ответил? Он сказал: «Багряные Шпили уже понесли слишком много ненужных потерь…» Ненужные потери! Каково, а? Дюжина погибших при Анвурате, если не меньше! Чуть больше в пустыне — не так уж плохо по сравнению с сотней тысяч правоверных! И что? Человек пять сражены вчера хорами, — небо, спаси и помилуй! — убиты при уничтожении последних остававшихся в Карасканде запасов еды… Всем бы нам такие потери!
Пройас умолк, осознав, что начинает задыхаться. Мысли путались, как будто он по-прежнему страдал от лихорадки. Огромные, потрепанные временем камни башни словно кружились вокруг него. Если бы Триамис построил эти стены из хлеба! — мелькнула у него бредовая мысль.
Скюльвенд бесстрастно наблюдал за ним.
— Тогда вы обречены, — сказал он.
«О Господи!»
Все это длилось слишком долго. Ноша была слишком велика. Все — каждый день, каждое слово! — все было битвой. А жертвы — они оставляли слишком глубокие раны. Пустыня, даже гемофлексия — это все пустяки. Но Ахкеймион — о, это уже серьезно! И Ксинем, от которого он отказался. Два человека, которых он уважал, как никого другого, — и он отрекся от них ради Священного воинства… Но этого все равно недостаточно!
«Ничего… Ничего не достаточно!»
— Скажи мне, Найюр, — прохрипел принц. Странная улыбка, похожая больше на оскал, проступила на его лице, и он снова всхлипнул. Пройас закрыл лицо руками и осел на парапет.
— Пожалуйста! — крикнул он камню. — Найюр… Ты должен сказать мне, что делать!
Теперь, похоже, ужаснулся скюльвенд.
— Иди к Келлхусу, — сказал варвар. — Но я тебя предупреждаю, — он вскинул могучий, покрытый боевыми шрамами кулак, — береги свое сердце. Накрепко закрой его!
Он опустил голову и взглянул исподлобья — так мог бы глядеть волк…
— Иди, Пройас. Иди и сам спроси этого человека.
Кровать стояла из черном помосте, устроенном в центре спальни, словно постамент, вырезанный из каменной глыбы. Легкие покрывала, которые обычно натягивались между столбиками кровати, здесь были прикреплены к изумрудно-золотому балдахину. Закинув одну ногу поверх простыней, Келлхус нежно погладил Эсменет по щеке. Глядя на ее зардевшуюся кожу, он видел, как кровь питает бьющееся сердце, а затем разливается по всему телу.
«Наша кровь, отец…» В мире неискусных и тупых душ ничто не могло быть драгоценнее.
«Дом Анасуримборов».
Дуниане не только видели глубоко — они еще видели далеко. Даже если Священное воинство выживет в Карасканде, даже если удастся захватить Шайме, война все равно только начинается… Этому его научил Ахкеймион.