— Совсем как в кино… — сказал он.
— Значит, мы плохие? — спросила Рипли.
— Ничего подобного, — ответил Томас — Просто папа помогает им найти… нужное направление.
— Профессор! — прогремел в тихом вечернем воздухе голос агента Атты.
Фрэнки даже подпрыгнул.
— Послушайте, — сказал Томас, ласково поглаживая детей по щекам, — я скоро. А вы оба потерпите немножко. Не успеете оглянуться, как я вернусь, о#39;кей?
Но дети уставились на маячащую за отцом темную фигуру женщины.
— Почему она орет на тебя, папа? — тихо спросил Фрэнки.
Судя по глазам сына, он не без труда осилил первый из пугающих фактов. В их дом вломились, он перестал быть убежищем. Неужели нельзя как-то это прекратить?
Вместо ответа Томас посмотрел на Миа.
— Ты не против? Ну, хотя бы пока… — Он беспомощно махнул рукой на снующих вокруг людей.
Агент Атта нетерпеливо ждала за кустами, растущими возле крыльца.
— Всего и делов-то. — Миа понимающе подмигнул. — Пошли, ребята. Посмотрим, может, ваш дом уже показывают в «Новостях». Может, вы уже знаменитости!
Переступив порог, Томас был потрясен ощущением чужеродного вторжения. Незнакомые люди обшаривали дом, его закоулки. На кухне двое копов в форме, склонившись над стойкой, явно трепались о чем-то своем. Сэм, Джерард и Дин Хини выжидающе сгрудились в гостиной. За ними две женщины из группы реагирования внимательно разглядывали ковер.
— Ну как, Джерард? — спросила агент Атта.
Тот кисло посмотрел на Томаса.
— Все еще обыскиваем, — ответил он своему координатору, — но кроме детской порнухи на компьютере, — тут он снизошел до Томаса, пренебрежительно подмигнув ему, — думаю, ничего.
Томас усмехнулся своей самой ослепительной усмешкой из разряда «пошел ты!». И месяца не проходило без слухов о том, что какого-нибудь видного политического деятеля арестовали по обвинению в хранении детской порнографии. Либо это стало самой злободневной уликой для СМИ, либо разговоры о том, что некоторые «зубры» называли «политически мотивированной кибератакой», содержали зерно истины.
— Тогда зачем Кэссиди приехал сюда? — нахмурившись, спросила Сэм. — Ведь он понимал, что рано или поздно мы объявимся.
— А может, у него просто была охота пообщаться, — ответила Атта, обшаривая взглядом гостиную и глядя на всех с отвращением дизайнера по интерьерам. — Может, он… — Она повернулась к Томасу. — Вы сказали, что вырубились примерно в два тридцать ночи?
— Мне так кажется, — пожал плечами Томас.
— Выходит, часов пять он тут хозяйничал.
— Не мог ли он чего-нибудь сделать? — спросил Джерард. По выражению его лица было понятно: «С вами или с вашими детьми».
Томас почувствовал себя на грани обморока. Это был не его дом. Эти люди не охотились за его лучшим другом…
— Я хочу, чтобы вы прошлись по дому, профессор, — сказала Атта, — проверили, не пропало ли что… то есть все ли на месте. Какую бы игру ни затеял Кэссиди, похоже, он считает вас важным игроком. Джерард, Логан, помогите ему. Убедитесь, что он произведет тщательный осмотр.
— Ну и помойка, — сказал Джерард, когда они вошли в комнату, которая когда-то была логовом Норы. — Кстати, вот ваша копия ордера. — Он припечатал бумагу к груди Томаса.
Томас сверкнул на него глазами, пытаясь решить, была ли то искренняя враждебность или часть процедуры.
— Но здесь нет подписи, — сказал он, просмотрев документ.
— Завтра попросим нашу уборщицу расписаться.
Томас посмотрел на Сэм. Та только пожала плечами.
«Сами виноваты», — прочитал он в ее глазах.
Томас вцепился в клочок бумаги так, словно он один мог помочь ему преодолеть испытание. Он стоял в одной из комнат своего дома, помогая совершенно посторонним людям выворачивать свою жизнь наизнанку. Почему-то сейчас комната казалась ему меньше, на потолке проступили грязные разводы. Паутина сталактитами свисала по углам. Ни на что не похожий стыд охватил его — он стыдился не столько того, что пришлось выставить напоказ свои маленькие секреты, сколько того, что увидел суть: его дом был одним из многих миллионов, чуть ли не раковиной, и разбросанные мелочи создавали всего лишь трогательную иллюзию индивидуальности.
«Просто еще одна обезьяна, — сказал бы Нейл, — спрятавшаяся в свою нору».
— Любите хоккей? — спросил Джерард, взглядом указывая на старую футболку «Брюинз», которую Томас прикрепил к стене.
— А вы — нет?
— За «Канадиенс».
— Что-то с ними в последнее время случилось.
— Просто они американцы, которые считают себя лучше американцев.
— По сравнению с кем? — фыркнул Томас — Американцы, которые…
— Знаете, я чуть было не пристрелил вашего пса, — прервал его Джерард, жестом указывая на Бара, растянувшегося на раскладушке.
Томас был почти уверен, что в жизни не встречал человека, из которого так и перло бы: «А мне насрать». Конечно, все это было исполнено значения, признак человека, озабоченного иерархиями превосходства. Классическая компенсация, описанная Фрейдом. Джерард так регулярно проявлял свою власть, потому что не был слишком уж уверен в ней.
— А зачем бы вам стрелять в моего пса? — спросил Томас.
— Слишком дружелюбный. Всегда не доверял слишком дружелюбным.
— Что, потерся о вашу ногу?
Рассмеялась одна Сэм:
— Большой пес, Джерард. Пришлось бы тебе несколько недель ходить в подгузниках.
Томас бросил на нее благодарный взгляд, затем сочувственно посмотрел на своего печального старого пса. Бар зевнул и затем, словно чтобы доказать правоту Сэм, перевернулся и выставил брюхо — и кое-что еще.
— Бар, — сказал Томас.
— Черт возьми, — восхищенно произнес Джерард. — Этот пес заслуживает собственного сайта в Интернете.
— Не обращайте внимания, — сказала Сэм, кивая в сторону напарника. — Что-нибудь заметили, профессор? Чего-нибудь не хватает?
— Ву-у-у! — ощерился Джерард. — Попробуй отними!
Он явно считал себя большим весельчаком.
— Я даже не уверен в том, что правильно понимаю задачу, — признался Томас — А вы?
— Я больше вообще ни в чем не уверена, — ответила Сэм.
— Или как вам понравится это: www.canine.com? — не унимался Джерард. — Вникаешь, Логан? Ты только посмотри. Сколько ему лет в пересчете на человеческие?
— Ты что, крэком обкурился? — спросила Сэм, продолжая, однако, улыбаться. — Сколько нам лет в пересчете на собачьи? — обратилась она к Томасу.
И вдруг все трое, словно сквозь них пропустили один разряд, дружно расхохотались.