— О, вы, шакалы, не поверите, сколько всего мы знаем, — ответил разбойник, стуча пальцем по виску. — Может, на вид кто-то из нас туповат, но не обольщайся. Соображаем мы будь здоров. Поэтому нас никогда не подчинят. Неважно, сколько ты там выиграл сражений, неважно, сколько наших полегло, всегда останутся разбойники, которые продолжат бороться.
— Ох, избавь нас от своих вяканий во имя, — ответил Дмитрий. — Ты зря их тратишь на меня. Меня призвали на службу. Мне плевать, хоть бы вы, разбойники, и победили; я бы лучше сидел в норе и занимался своими делами. Бесит меня только то, что я тут застрял, как обычный преступник — я-то думал, получу пару выговоров и пойду своей дорогой. А вместо этого меня посадили за решетку с разбойниками и заставили вас тут слушать.
— А я не разбойник, — вставил Кертис. — Я солдат. — Он помолчал и взглянул на свою форму, на рваную дыру там, где должен был быть значок. — Ну, или бывший солдат.
Койот фыркнул и отвернулся.
— Ты, — сказал другой разбойник, тот, что сидел подальше. Его клетка свешивалась с одного из самых крупных корней примерно на той же высоте, что у Кертиса. — Из Внешних, значит, а? Воевал на стороне вдовы?
Кертис нахмурился и кивнул.
— Было дело, ага, — сказал он смущенно. — Но это я зря. Я не знал, что она творит.
— А что ты думал? — едко спросил разбойник в клетке над мальчиком, теперь направив струю яда на него. — Что она — законная королева Дикого леса? Чуток лавочку почистила? Чтоб все помнили, кто в доме хозяин? А ты в темпе вальса завалился из своего Внешнего мира и решил пособить?
— Ну, выбора у меня особо не было, — сказал Кертис, ощетинившись. — В смысле, она меня взяла в плен, и не успел я оглянуться, как она меня кормит, одевает и говорит, что я ее правая рука!
— Сосунок, — донесся голос из клетки ровно над мальчиком. Еще один разбойник пялился на него, сидя по-турецки и подперев щеки руками.
— Нет, серьезно, — продолжал Кертис, — я понятия не имел, что она задумала; я бы никогда не согласился ей помогать, если бы знал.
— Да ну? — ухмыльнулся разбойник из клетки, висящей дальше по тому же корню. — И что же ее выдало? Что она забрила в армию целый вид зверей? Или то, что она стирает с лица земли всех родившихся в Диком лесу, одного за другим? А, юный гений?
Что-то мокрое капнуло Кертису на лоб, и он, вздрогнув, посмотрел вверх. Оказалось, это был смачный плевок от разбойника, висевшего над ним. Лицо его виднелось между согнутых ног, и мальчик заметил, что тот готовится ко второму заходу. Кертис со стоном пригнулся и передвинулся в другую часть клетки.
— Эти Внешние, — сказал другой разбойник, который до сих пор не вступал в грызню. — Вечно вы пытаетесь завоевать и разрушить то, что не принадлежит вам по праву, а? Я о вас слышал. Не думай, будто мы не знаем, что ты сам наложил бы лапу на лес — да похлеще губернаторши, если бы она не успела первой. Я слышал, вы едва не разрушили свою собственную страну, почти в гроб ее вогнали, отравляете реки, закатываете дикие земли в бетон и все такое. — Его клетка была чуть ниже и немного справа. Под взглядом Кертиса разбойник подошел вплотную к прутьям клетки и яростно уставился на мальчика. Вокруг шеи его был намотан грязный клетчатый шарф, на плечах болталась свободная льняная рубаха. Голову покрывала неопрятная шляпа-котелок. — Небось, думал, все тут твое будет, разве нет? Ну, а я думаю, лес тебя прожует да и выплюнет — если раньше здесь не сгниешь.
Кертиса передернуло. Он уселся на дно клетки и подтянул колени к груди, чувствуя, как злые взгляды остальных пленников буравят ему кости. Еще больше, чем раньше, ему захотелось оказаться дома, с мамой, папой и двумя надоедливыми сестрами. Веревки скрипели и дрожали, клетки в огромной пещере слегка кружились туда-сюда. Койот Дмитрий проявил сочувствие:
— Привыкай. Они не заткнутся.
* * *
Прю и Энвер вскоре добрались до почты — небольшого здания из красного кирпича, которое приютилось в густых хвойных зарослях. Полуразвалившаяся деревянная изгородь, серая и замшелая, окружала двор за домиком, и Прю, поднимаясь по ступенькам крыльца, заметила несколько потрепанных красных фургонов, праздно стоящих в загородке. К кирпичу над дверью была приделана латунная пластинка, гравировка на которой гласила: “Почтовое отделение Южного леса”.
Свет в одном из окон освещал загроможденную комнату, от пола до потолка забитую коричневыми свертками и конвертами, и Прю различила фигуру Ричарда, наполовину скрытую за грудами пакетов и бумаги.
— И надеяться нечего, — прошептала она Энверу, который сидел на ветке неподалеку, нервно наблюдая за пустой темной дорогой.
Прю постучала костяшками пальцев по деревянной двери. Когда ответа не последовало, она снова постучала.
— Мы закрыты! — отозвался изнутри голос Ричарда. — Приходите в часы работы, пожалуйста!
Прю приложила ладони рупором к двери, приблизила губы и прохрипела:
— Ричард! Это я, Прю!
— Что? — послышалось в ответ; голос Ричарда, громкий и раздраженный, кажется, сотряс петли на дверном косяке.
Энвер наверху взволнованно заверещал:
— Прю! Помните, Портлендская Прю!
Через секунду она услышала неторопливые шаги и глухой щелчок отпираемого засова. Дверь слегка приоткрылась, и в проеме появился Ричард с мутным взглядом и растрепанными седыми волосами.
— Прю! — завопил он, явно не заметив, что она старалась не шуметь. — Какого черта ты тут делаешь?
Энвер снова предупреждающе зачирикал, уже громче, и Прю вскинула палец к губам.
— Ш-ш-ш! — прошипела она. — Говорите тише!
Ричард, вытаращив глаза, посмотрел на птицу на дереве, а потом снова на Прю. Снизив громкость до уровня Прю, он сказал:
— Еще и птица с тобой… знаешь, здесь были копы, не больше двух часов назад, тебя искали. Я прямо не понимаю, что творится!
— Мне нужна ваша помощь, — сказала Прю, поколебавшись, — только это довольно долго и сложно объяснять тут в дверях — можно, я войду?
Ричард немного постоял, раздумывая.
— Ну ладно, — сказал он. — Но смотри, чтобы тебя никто не видел. Нехорошо это.
— Вот и я о чем! — согласилась Прю. Девочка обернулась и свистнула Энверу, который тут же слетел со своего насеста. Быстро загнав их внутрь, Ричард торопливо бросил взгляд в оба конца улицы, после чего тщательно затворил дверь и повернул щеколду.
Внутреннее пространство дома было поделено надвое перегородкой с окнами, которая отрезала публичную часть почты от служебной, и Ричард повел Прю и Энвера через дверцу в заднюю комнату. Башни посылок превратили ее в лабиринт лилипутских улиц, и Прю осторожно пробиралась по бульварам, а небоскребы из картона и упаковочной бумаги вздрагивали при каждом ее шаге. В углу комнатки в небольшом очаге на углях дымил огонь.
Ричард, сконфуженно кашлянув, бросился расчищать завалы.