Повар торопился. Его грузное тело было не очень приспособлено для быстрого передвижения, легкая одышка настигла Керболая едва он миновал второй квартал и нахально напросилась в компанию, но повар останавливаться не стал.
И, разумеется, ему и в голову не пришло проверять, не идет ли кто за ним следом.
У палетки торговца пряностями было пусто.
Но не успел Керболай как следует огорчиться и в расстроенных чувствах купить сладкий перец вместо горького, как фортуна повернулась к нему лицом.
– Доброе утро, уважаемый!
Керболай повернулся со всей возможной поспешностью. Судья, тесть правителя, владетель огромных земель с улыбкой показывал ему аппетитный кусок парной телятины.
– Ну что, друг? Задача, достойная двух просвещенных мужей? Что скажете?
Керболай умело взялся за мясной шмат, осмотрел его, потрогал, понюхал и даже лизнул под поощрительным взглядом судьи.
– Ваш вердикт?
– Сегодня утром бегал. Ничего кроме молока еще не пробовал…
– И?
– Базилик… Огуречная трава… Кервель?.. Нет, ни в коем случае. Эстрагон, разумеется. И никакого тмина. Ни капли!
– Вашу последнюю рекомендацию исполнить легко, – сказал судья, – тмина в лавке нет. Впрочем, эстрагона тоже. И кервеля.
– М-м? А что же есть?
– Укроп. И, кажется, лавровый лист. Не совсем то, что требуется к молочному теленку, не правда ли?
Судья улыбался, но как-то через силу.
– Болен? – испугался повар.
– Замерз. Сегодня довольно прохладно, не находите?
Проклиная себя за недогадливость, Керболай торопливо отстегнул фибулу, удерживающую на плечах его чудесный плащ, и с поклоном протянул судье, тестю, владетелю, который уже полгода разговаривал с ним как равный.
– Не откажите в милости, господин…
Этот «господин» вырвался у повара как-то помимо сознания. Судья с благожелательной улыбкой уже протянул было руку, но вдруг переменился в лице. Взгляд его серых, умных и приветливых глаз вцепился в ошейник раба… обычно чем-нибудь прикрытый.
Керболай понял, что случилось самое страшное.
– Не откажите… в милости… господин, – повторил он, по-собачьи глядя на судью.
Свободный человек взял поданное словно из воздуха, закутал плечи и шагнул вперед, даже жестом не попросив повара посторониться. Тот отскочил сам. Дружба закончилась.
Судья даже не спросил, куда следует вернуть драгоценный плащ. Повар понял, что смертельно оскорбленный им недавний приятель бросит красивую и ценную вещь прямо у ворот, не внося в дом… но не посмел пойти следом.
Он почувствовал что плачет. А потом, никого не стесняясь, заревел в голос, мешая плач с изысканными и цветистыми ругательствами своей родины.
Если бы Керболай знал, что этот, первый в его жизни, добрый поступок сегодня утром спас его шкуру… Наверное, он огорчался бы гораздо меньше.
Человек, тенью скользивший за ним от самого дворца и не решившийся зайти в палатку с пряностями, издалека засек приметный плащ и пошел за ним как привязанный.
Воистину дороги судьбы сплетают боги…
* * *
Йонард не вздрогнул.
Давным-давно отвык он вздрагивать, сам уже забыл, когда и по какому поводу. Но тут рука сама собой цапнула рукоять широкого ножа за поясом из воловьей шкуры. Пустить его в ход он, слава богам, не успел. За миг до непоправимого он осознал, что рука, так неожиданно опустившаяся на его массивное предплечье, тонкая и необыкновенно легка.
– Господин!
Голос был высоким и звонким.
Воин обернулся.
Молодая женщина не доставала Бергу даже до плеча. Он сразу понял, что это женщина. Хотя незнакомка сделала все, чтобы на улицах Акры ее принимали за мальчика. Серая рубаха из некрашеного холста, такие же штаны, талия перехвачена веревкой. На плечах – безрукавка, достаточно просторная, чтобы скрыть то, что обычно сразу отличает женщину от мужчины. Волосы спрятаны под шапочкой из овечьей шерсти. Но у мальчишек не бывает, просто не может быть таких аккуратных рук с тонкими, длинными пальцами и розовой нежной кожей, отродясь не водивших знакомства с веслом, сетью, уздечкой и плотницким инструментом. Девушки в небогатых семьях тоже были работницами: пряли, ткали, чинили, чистили песком горшки, носили воду. Поэтому…
– Госпожа, – мягко и очень почтительно ответил Берг и смолк, выжидая.
Светлые брови незнакомки изумленно взлетели вверх, почти скрывшись под грубой шапкой. Глаза ее были серыми, большими от удивления, но страха в них не было. Скорее – восхищение. А мягкие, чуть припухлые губы скривила досада.
– Как ты догадался?
– Ты слишком хороша для мальчишки и недостаточно робкая для девочки. Кроме того, прости мне откровенность, но свою пятнадцатую весну ты справила давно, – усмехнулся Йонард. – Что у тебя случилось, госпожа?
– Кто дал тебе эту безрукавку? – выпалила она вместо ответа. – Или ты взял ее сам?
– Так… – Йонард еще раз внимательно посмотрел на женщину. Под его пристальным взглядом она почувствовала себя неуютно. Но не смутилась, наоборот, воинственно вздернула подбородок. – Значит, ты и есть тот надежный союзник, которого обещал мне мой брат Рифат. Почему-то я совсем не удивлен.
* * *
Она оказалась на диво легконога. Йонард, тренированный легионер, бывало шагавший без устали с утренней зари до вечерней, едва поспевал за мелькавшей впереди смешной овечьей шапкой, все дальше углубляясь в лабиринты верхней Акры. Берг подумал, что, случись ему потерять свою проворную проводницу, придется поломать голову, ища выход. Верхней Акры Йонард не знал совсем, да и не стремился узнать. Эта часть города никогда не манила его. Здесь, за высокими ограждениями с узкими, окованными железом воротами и спрятанными вглубь домами из настоящего тесаного камня, жила высшая знать. Присматриваться к одному из этих, похожих на резные шкатулки, домиков Йонард мог лишь с целью облегчить владельцу бремя налогов, облегчив сундуки. А если не грабить, то делать тут было абсолютно нечего.
Шлем городского стражника защищал его не хуже плаща-невидимки. На охрану, водоносов и кухонных рабов, снующих на рынок и обратно, как правило, никто не обращал внимания, так что Берг мог крутить головой сколько угодно.
Женщина, переодетая мальчиком, неожиданно свернула. Йонард ускорил шаг, узкий, похожий на щель проулок, сжатый высокими заборами, открылся ему, и он вошел. И в растерянности остановился. Ее не было.
Негромкий голос позвал Йонарда:
– Господин!
Германец покрутил головой. Повсюду были только стены, местами, как одеялом, укутанные густым плющом. Йонард пригляделся внимательнее и увидел калитку. Про себя он выразил «императорское восхищение» неведомому зодчему. Если бы дверца не была приоткрыта, он бы никогда ее не заметил, так плотно она была притесана к ограде, да и тень от дома лежала хитро.