Неожиданно для северянина, Эрон вдруг, точно птица, взмыл на спину ближайшего к нему коня. Это оказался скакун рыжей масти. Его вытянутое тело легко несли крепкие сухие ноги. Певец развернул коня, и Берг увидел высокую гибкую шею с гордо поднятой головой и струящуюся золотыми потоками гриву. «Точь-в-точь солнечный конь из песни», – восхитился Йонард.
Певец сбросил наземь хламиду, в незапамятные времена бывшую роскошным халатом, и остался в штанах из тонкой, но куда более прочной ткани, подпоясанных широким черным поясом. И сам конь, и полуобнаженный всадник в ярком пламени костра казались отлитыми из цельного куска золота. Застыв всего на миг, словно дав полюбоваться собой, Эрон легко тронул повод, и оба, и всадник и конь, исчезли в ночи.
– Сегодня можно выиграть большую награду! – услышал Йонард. Молодой скфарн мотнул головой в сторону, куда унесся Эрон, спеша как на пожар. Вокруг толкались кочевники, торопливо снимая путы с коней. Йонард сам толком не понял, как он очутился верхом на темно-сером коньке, каких в основном и можно увидеть у скфарнов. Такие зверушки, конечно, не идут ни в какое сравнение с благородными нисейскими скакунами, отрадой царей и вельмож, но они обладают бесспорным преимуществом: хороши и в повозку, и под верхового. Таких лошадей зовут здесь баирами. Запряженный в повозку баир может одновременно везти на себе еще и всадника.
То, что лошадь очень сильна, Йонард понял сразу. Под его немалым весом баир даже не переступил ногами, лишь слегка прижал уши, кося на северянина карим глазом.
Как успел заметить северянин, на эти скачки скфарны собрались без упряжи и седел. Видно, по обычаю. Стиснув коленями серые бока баира и накрепко зажав в своем мощном кулаке темную прядь гривы у самой холки, Йонард направил коня туда, где на краю становища, за водоотводной канавкой были слышны крики людей и конское ржание. Туда, к подножью небольшого холма, стекались огненные ручейки зажженных факелов. Пьянящее чувство всеобщего возбуждения захватило и германца. Он, как и все, заорал что-то, размахивая свободной рукой. Меч, до сих пор болтавшийся за спиной, слетел вниз и был подхвачен чьими-то руками.
Старейшины племени сидели в центре широкого круга на принесенных заранее толстых коврах. Ковры эти были ярко окрашены, с четким орнаментом, на каждом – свой, и все лежали прямо на земле. За исключением одного. Он покрывал колесо, снятое с повозки. И на это возвышение взошла и воссела как полновластная правительница на трон предков мать племени скфарнов Сатеник. По обе руки от нее пылали костры. Около них стояли люди с огромными охапками обмотанных войлоком сучьев. Зажигая факелы от пламени костра, они передавали их другим, те в свою очередь обегали стоящих полукругом всадников и отдавали им чадящие от бараньего жира светильники. И было их столь много, что северянину показалось, что степь горит.
Холодный бледный лик луны, поднявшийся уже довольно высоко, заливал серебристым светом близкие холмы, первые вестники предгорий, поднимавшихся где-то в ночи темными громадами.
Йонард, как и все вокруг, получил дымный, пахнущий горелым жиром и бойко трещавший факел. Искры с него летели во все стороны, а когда и что покрупнее, и Берг отвел руку, оберегая коня. Впрочем, серый, кажется, не беспокоился. Видно, в отличие от Йонарда, вполне привык к подобным ночным развлечениям. Пробираясь вперед сквозь толпу, Йонард увидел здесь тех, с кем недавно поднимал чаши. Обильные возлияния всем семи богам и каждому по отдельности, видимо, никак не отразились на боевом духе скфарнов. На одном из скакунов, под стать тому аххору, что увел под собой певец, северянин узрел Танкара. Точнее, сначала он услышал его своеобразное с пришепетыванием: «Шо, так и ехать вдоль по гребню того холма и обратно? И вы так и называете это большие гонки? Дети! Вы ни разу не видели больших гонок гребных лодок в акрской гавани», – втолковывал Танкар кому-то из своих новых приятелей. Те старались внимательно слушать, хотя едва ли им удавалось расслышать хоть слово: гул нарастал. Рыжая грива Танкара топорщилась не хуже конской, за которую он держался. Его приятелями оказались Тарк и Осир. Откуда-то слева вынырнул на гнедом жеребчике Импас, мимо пронесся Агим, держась на спине коня и управляя им одними коленями, потому что обе руки у него были заняты. Одной он сжимал высоко поднятый факел, а другой придерживал поднятый ко рту внушительный бурдюк с аракой. За ним последовали еще трое таких же, мучимых жаждой. И тут над всем этим людским и лошадиным столпотворением, над оставшимися далеко в стороне круглокрышими гэрами на черных повозках, медленно и величаво поплыл звук большого медного гонга. Как по волшебству все вокруг смолкло.
Сквозь просвет между двумя головами лошадей Йонард увидел Сатеник. Она стояла у высокого треножника, сложенного из деревянных шестов и скрепленных кожаными ремнями у самого верха. К этим ремням и был подвешен гонг. Ярко начищенный, он блестел почти как дневное солнце. В руке Сатеник держала короткий меч. Она взмахнула им, и снова чистый звук поплыл над степью… Да полно, Сатеник ли это была? Йонард не верил своим глазам. Статная, величественная, в островерхом головном уборе из тисненой кожи. Поверх платья из тончайшего шелка с искорками золотых нитей надет кожаный панцирь с укрепленными на нем железными пластинами. Йонард удивленно присвистнул; он доподлинно знал, сколько весит такой доспех. Ничего себе, старушка! Запястья Сатеник под длинными широкими рукавами были схвачены тяжелыми золотыми браслетами в виде сплетенных змей… или драконов. Юбка широкими складками лежала на кожаных сапогах. Все женщины племени носили такой наряд. Широкие разрезы по бокам почти до самого пояса позволяли женщинам уверенно чувствовать себя на лошади, как с седлом, так и без. А плотные, такие же, как у мужчин, штаны под этими юбками уменьшали мужской интерес к разрезам. Девушки племени скфарнов просто и без особых затей носили мужскую одежду: длинные, из тонкой беленой шерсти рубахи, штаны из шерсти погрубее и кожаные куртки без рукавов. Только и отличишь по длинной косе да височным кольцам.
Несколько таких отчаянных дев Йонард заметил в толпе. Они намеревались наравне с мужчинами принять участие в состязаниях, закон племени это позволял.
Когда последний удар гонга стих, Сатеник подняла меч над головой, и в свете костров он сверкнул, подобно молнии.
– Пусть победит сильнейший, – негромкий голос матери племени Йонард услышал скорее сердцем, чем ухом, – во славу Таргатай!
Рев толпы ответил царице. Факелы взметнулись вверх. Резкий, словно удар окованной железом плети, сигнал гонга хлестнул по нервам людей и животных. Йонард забыл обо всем. Забыл, что еще трех дней не прошло, как он вернулся из опаснейшей вылазки, забыл о женщине, которая пришла с ним и которая смутила его сердце, забыл о леденящей кровь истории про трех прекрасных демонов, рассказанной приятелем… Забыл даже о том, что сегодня, возможно, последняя мирная ночь, а завтра – штурм. Йонард помнил только одно – он должен быть первым! Время замедлило бег. Берг видел, как мало-помалу пригибаются к земле под напором ветра тоненькие языки огня, и снова не спеша выпрямляются, устремляясь в провалы ночи. Как вторят им развевающиеся складки пламенеющего шелка, как медленно, точно во сне, разворачивают всадники коней. Но не это удивило Берга, а то, что он, как ему показалось, оглох, потому как не слышал ни звуков, ни голосов. Он заорал что было сил, и от его крика шарахнулись в стороны несколько всадников, оказавшихся поблизости… вернее, кони всадников. Так как последние орали ничуть не хуже и не тише. Баир под Йонардом встал на дыбы, но северянин удержался на его спине, вцепившись в гриву.