– А про журналиста с женой? – повысил он голос. – Что за бизнес они ставили на ноги? Видеопрокатный! В Советском Союзе? А уж последняя история с бизнесвумен и несостоявшейся поездкой в Париж – просто курам на смех! Что мы тут с тобой пытаемся найти?!

– Да подожди ты, дай сказать! – рассердилась Даша. – Я уже думала над этим, как раз хотела с тобой посоветоваться. Пойми, вовсе не обязательно, чтобы Боровицкий конспектировал их биографии. Даже, скорее всего, наоборот. Я думаю, что каждая история – что-то вроде аллегории. Понимаешь, история из прошлого, переведенная на язык нашего времени.

– Ты хочешь сказать, – задумчиво произнес Максим, – что Инна могла быть, скажем, преуспевающим партийным функционером?

– Ну да, что-то в таком роде. Не забывай, что Петр Васильевич был писателем, любящим всякие ребусы и загадки.

Максим покивал головой и сложил листки аккуратной стопочкой.

– Хорошо, – согласился он, – вполне возможно. Тогда тебе будет еще сложнее определить, к кому какая история подходит. Кстати, ты заметила, что рассказ про Инну и старушку – первый неправильный рассказ? Твой Боровицкий описал небольшой эпизод, причем в самых мрачных оттенках.

– А мне как раз показалось, что не в самых мрачных, – возразила Даша. – Ведь она же бабушку не убила, правда?

– Слабое утешение, – пробормотал в ответ муж. – Между прочим, Дашка, это первая история, где участвует старый человек. Как в доме престарелых. Тебя это не наводит ни на какие мысли?

Даша старательно покопалась в своих мыслях.

– Нет, Максимушка, не наводит, – с сожалением призналась она.

– А меня наводит. По-моему, концовка немного притянута за уши.

– В каком смысле?

– В таком, что Марья Васильевна подозрительно вовремя умерла. Может, на самом деле Инна убила старушку? А Боровицкий историю зашифровал. Дописал счастливый конец, вроде как все само собой свершилось. И что мы тогда имеем?

– Что мы тогда имеем? – повторила Даша, осмысливая предположение мужа.

– Мы имеем первый рассказ, в котором совершается убийство.

Глава 10

Идя через лесопарк к пансионату, Даша тревожно оглядывалась по сторонам. Но о человеке, гнавшемся за ней, ничего не напоминало. Под падающими с деревьев листьями неторопливо прогуливались мамы с колясками, косясь на Прошу. Даша дошла до «Прибрежного», уложила пса в кустах, которые уже начали редеть, и стала осматривать скамейки в поисках знакомых лиц.

Еще вчера они с Максимом решили, что на роль Инны подходят два человека – бывшая балерина Окунева и «божий одуванчик» Римма Сергеевна Красницкая.

– А мать-героиню, Уденич, ты исключаешь? – спросил Максим.

Даша подумала и кивнула.

– Понимаешь, Уденич совершенно не подходит под описание Инны, – объяснила она. – В рассказе Боровицкого Инна занимается своей карьерой, а Ирина Федотовна никогда работе не уделяла внимания. Она всю жизнь растила детей.

– Пожалуй, ты права, – согласился Максим. – Осталось узнать, кто же такая Инна – Окунева или Красницкая.

Именно этим Даша и собиралась заняться, стоя утром перед зданием пансионата «Прибрежный». Но ни той, ни другой старушки не было видно. И тут она заметила Уденич, торопящуюся к входу.

– Ирина Федотовна! – окликнула ее Даша.

Но женщина не отозвалась, и Даше пришлось догонять ее.

– Ирина Федотовна!

Та вздрогнула и обернулась. Лицо у нее было красное, потное.

– Что с вами? – сочувственно спросила Даша. – Вам помочь?

Уденич махнула рукой.

– А, ничем мне не поможешь! Опять эти приезжали, – презрительно кивнула она головой в сторону ограды, – разозлили меня, дуру старую. Тебе, говорят, здесь лучше будет! А сами, поди, ждут не дождутся, когда меня врачи отравят.

– Ирина Федотовна, а с чего вы взяли, что вас травят? – осторожно сказала Даша.

– Да разве ж у меня глаз нету? – усмехнулась та. – Кого хошь спроси – тебе все скажут. Только на ухо, чтоб заведующая не услышала! Ладно, пора мне…

Уденич развернулась и быстро поковыляла к пансионату. Даша задумчиво посмотрела ей вслед, а потом решительно пошла к выходу.

Как она и предполагала, дети Уденич не успели далеко уйти. Их было двое – толстый небритый мужчина и высокая изможденная женщина лет сорока.

– Простите, пожалуйста! – позвала их Даша.

Она представилась и в двух словах пересказала то, что совсем недавно говорила ей Уденич.

– Ваша мама утверждает, что в пансионате убивают пациентов, – негромко закончила Даша. – Я понимаю, что это не мое дело. Но, может быть, ваша мама что-то заметила?

Женщина и мужчина переглянулись. Затем дочь Уденич нехотя сказала:

– Знаете, наша приемная мать, – подчеркнула она слово «приемная», – очень больна.

– И не контролирует, что говорит, – добавил ее брат.

– Мне кажется, вам нужно меньше обращать внимания на фантазии стариков, – закончила женщина. – Да, а кто вы вообще такая? Почему вы разговариваете с нашей матерью?

– Я… я просто знакомая, – немного растерянно сказала Даша.

– Послушайте, просто знакомая, не лезьте-ка вы лучше не в свое дело! – посоветовал мужчина.

Они прошли мимо Даши и скрылись за деревьями. Даша смотрела им вслед в недоумении. Потом пожала плечами, позвала Прошу и отправилась домой. Визит закончился неудачей.

Ночью Ирине Федотовне не спалось. То деревья скрипели за окном, то в соседней комнате раздавались голоса. «Комната, как же! – усмехнулась она. – Палата, как есть палата…»

Голоса стали громче, и Уденич узнала один из них – принадлежащий той тощей злобной вобле, Окуневой. Голоса становились все громче, скандальнее. Ирина Федотовна разозлилась. Кряхтя, она вылезла из-под одеяла и прошлепала босыми ногами по ковровой дорожке.

– Эй, вы! А ну тихо! – рявкнула она, высунувшись в коридор.

Голоса стихли.

«Ой, зря я шумела – сейчас сиделка придет и устроит мне…» – с запоздалым испугом подумала Ирина Федотовна, боявшаяся всех людей в белых халатах, как огня. И точно – по лестнице застучали каблуки. Уденич быстро прикрыла за собой дверь и притаилась, со страхом ожидая стука. Однако сиделка процокала мимо. «На улицу вышла, – подумала Ирина Федотовна. – И чего ей на улице понадобилось в полночь, а?»

Ирина Федотовна накинула халат, сунула ноги в тапочки и вышла в коридор. По ногам потянуло холодом. Женщина двинулась к выходу, но тут у нее за спиной скрипнула дверь, и она резко обернулась.