— Вы знаете, я никогда не мог этого понять… вы достаточно привлекательны, но — ради Бога, не набрасывайтесь на меня! — мысль о том, чтобы позволить с вами вольности, настолько меня пугает, что превращает в глупца.
Порция рассмеялась, искренне удивившись его словам. Повернувшись и встретившись с его притворноогорченным взглядом, она сказала:
— Не печальтесь. В этом, без сомнения, виноват Овидий.
Послышались шаги на тропе. Они обернулись, сделали шаг в сторону друг от друга, как бы изображая, что чувствуют свою вину.
Саймон вел по ступенькам Люси Бакстед.
Порция почувствовала, что всей душой она рвется к нему, хочет смотреть на него сейчас, когда он оказался поблизости. Чарли был гораздо ближе, однако такого воздействия на нее не оказывал. А вот при приближении Саймона у нее даже пульс участился.
Помня о недавнем замечании Чарли, она собрала всю свою волю и сохранила маску равнодушия на лице.
Люси это заметила. На ее лице появилась неуверенная улыбка.
— О, мы не хотели вам мешать.
— В самом деле, — растягивая слова, подтвердил Саймон. — Хотя обсуждалась, судя по всему, весьма интересная тема. О чем идет речь? — Произнес это он весьма холодным и придирчивым тоном.
Порция взглянула на нега с пренебрежительным выражением.
— Об Овидии.
Он поджал губы.
— Я мог бы и сам догадаться.
Порция знала, что таков был план, и тем не менее эта насмешка уязвила ее. Она взяла Чарли под руку.
— Мы уже налюбовались пейзажем. Оставляем вас, чтобы вы могли последовать нашему примеру.
Бедняжка Люси, по всей видимости, чувствовала себя весьма неуютно. Чарли остался невозмутимым и уверенным, но как только они снова оказались за пределами храма, он облегченно вздохнул. Глядя перед собой, он проговорил:
— Не знаю, смогу ли я все это вынести.
Порция сжала ему руку.
— Мы должны, ведь альтернатива еще хуже.
Они вернулись к дому, к террасе, к остальной компании, чтобы продолжать воплощать свой план в течение дня.
После того как Порция сделала первый шаг в этом направлении, она заставила себя думать о Саймоне не так, как уже привыкла за много дней, а с еще большим пренебрежением и даже презрением. Было нелегко видеть его высокомерное выражение.
Его холодность, его осуждающие взгляды, с одной стороны, ей помогали, а с другой — уязвляли и ранили.
И хотя они знали, что все это было игрой, они сейчас жили в иллюзорном мире. И в этом мире их поведение угрожало не только ей, не только ему, но и тому, что было между ними.
И Порция реагировала на эту угрозу, пусть всего лишь воображаемую. Сердце у нее ныло и болело. К тому моменту, когда опустилась ночь, в ее самообладании, которое доселе было надежным щитом, защищавшим ее от внешнего мира, наметились серьезные трещины.
Тем не менее все гости, судя по выражению их лиц и обрывочным неодобрительным намекам, верили в искренность ее поведения. А только это, убеждала себя Порция, ворочаясь на кровати перед камином в комнате леди О., и имело значение.
Даже леди О. холодно поглядывала на нее, однако напрямую никаких комментариев не высказывала, как бы подтверждая мнение о том, что ее так просто не провести, и лишь орлиным взором наблюдала за Порцией.
Сейчас она тихонько похрапывала в дальнем конце комнаты.
Часы в доме стали отбивать удары. Двенадцать часов. Полночь. Должно быть, все остальные уже уютно устроились в кроватях и крепко спят. Перевернувшись на спину, Порция закрыла глаза, намереваясь сделать то же самое. Однако не смогла. Не смогла укротить беспокойство, которое поселилось в душе. Она пыталась глубоко дышать, но это не помогало.
Подавив проклятие, она отбросила покрывало и поднялась. Набросила на себя платье, приготовленное на утро, более или менее зашнуровала его, надела туфли, затолкала в карман чулки и, бросив прощальный взгляд на леди О., подкралась к двери, бесшумно открыла ее и выскользнула из комнаты.
Стоя у окна без сюртука, без жилета, с бокалом бренди в руке, Саймон смотрел в темный сад и старался ни о чем не думать. Старался подавить беспокойство. Усмирить инстинкт хищника и успокоить свои страхи. Они беспочвенны, он это знал, однако…
Открылась дверь. Он повернулся и увидел, как проскользнувшая в комнату Порция тихонько затворяет ее за собой.
Заметив Саймона, она выпрямилась и в полумгле некоторое время изучала его лицо, затем шагнула навстречу.
— Я не ожидала, что ты все еще не ложился.
— Я не ждал тебя, не думал, что ты придешь.
Его колебания продлились лишь мгновение, после чего он поставил на подоконник бокал, шагнул к ней и заключил ее в объятия.
Порция обвила руки вокруг его шеи, их губы нашли друг друга, тела плотно прижались.
Когда долгий поцелуй закончился, Порция вздохнула, а Саймон поднял голову. Она положила свою голову ему на плечо.
— Это так ужасно… противно! Как Китти могла все это проделывать? Даже играть это — противно! — Порция содрогнулась всем телом и заглянула Саймону в глаза. — Я чувствую себя буквально больной.
Саймон хрипло засмеялся:
— Этот сценарий мне тоже не по душе.
Как это здорово — ощущать в руках ее изящное, теплое тело, чувствовать прикосновение холмиков ее грудей, ее бедер, которые прижимаются к его бедрам, ее живота, который нежно баюкает его жезл. Уже одна близость ее успокаивала так, как не могло успокоить ничто другое. Всем своим видом она говорила, что принадлежит ему, и дремавший в нем хищник успокоился и сменил рык на мурлыканье.
Саймон погладил ее по ягодицам, почувствовал мгновенную реакцию.
— Нам лучше лечь в постель.
— Гм… — Порция потянулась, прикоснулась губами к его губам. — Это лучший способ для нас хоть немножко поспать.
Саймон засмеялся. Он позволил ей взять себя за руку и довести до кровати. Позволил ей действовать по тому сценарию, какой ей нравился. Пусть она делает все, что ей хочется, хотя он не имел понятия, осознала ли она это.
И догадалась ли Порция, или увидела, или сделала вывод о том, что он любит ее.
Что же касается ее… она не была бы здесь сейчас, ночью, не пришла бы сюда, чтобы разделить одиночество, отдать всю себя, если бы в ее сердце не теплились те же самые чувства. Опять же Саймон не имел понятия, осознавала ли она свое состояние.
Он был готов проявить терпение.
Лежа обнаженным на спине, он наблюдал за тем, как она раскачивалась на нем, как всем своим обольстительным телом ласкала его и откровенно, не скрываясь, наслаждалась каждой секундой соития. Когда она достигла высот наслаждения, Саймон слегка отстранился, чтобы наблюдать это дивное зрелище. Ничего более упоительного ему видеть не доводилось.