В общем, тогда обсуждение странной привычки родителей Андрюхи закончилось перепалкой, но мальчишки и впрямь обратили внимание на то, что тетя Маша с дядей Андреем пройти спокойно друг мимо друга не могут, чтоб или по руке не погладить, или по голове, или просто дотронуться, вроде как сказать: «Я здесь, ты не бойся». И ладно бы они друг с другом только так, а то ведь и Андрюха туда же. Было бы в нем хоть немного слабины, его давно уже высмеяли бы за то, что он с матерью при каждой встрече обнимается, как маленький. Но Андрюха вообще-то парень дельный: спокойный, как удав. Правда, если из себя выйдет, тогда держись – бледный становится, и словно крышу у него сносит.
А уж как мать с ним разговаривает, вообще ни в какие ворота не лезет: и ласково, и «Андрюшенька, сынок», и не так, нормально: «Пойди и принеси», а «Пойди, пожалуйста, принеси, пожалуйста». Любого человека взять с улицы, показать ему Андрюху с тетей Машей, и он через пять минут скажет, что она сына обожает больше всех родственников, вместе взятых. Ну, кроме мужа, конечно. И ведь самое обидное, что тетя Маша такой человек, что на месте Андрюхи каждый из них хотел бы очутиться, хотя у всех свои мамы и вроде бы никто не жалуется.
Витька бросил еще один взгляд на фотографию и чуть кулаком по столу не стукнул. Несправедливо! Вот что больше всего его убивало – несправедливость. Было просто несправедливо, что у него-то отец с матерью стали ссориться чуть не каждый день, да еще и на сына покрикивать. И когда мать на Витьку смотрит, она не смеется таким смехом, что самому улыбаться хочется, а губы кривит и лоб морщит. А Андрюхе, который ничем не лучше его, все улыбки достаются без всяких усилий с его стороны, не потому что он лучше или больше мать с отцом любит, а потому, что ему повезло в такой семье родиться…
За окном раздался свист. Витька выглянул – на улице стоял Сенька и махал руками.
– Чего тебе? – высунулся Витька.
– Выдь сюда, что сказать надо! – прошипел Сенька громким шепотом.
– До вечера не терпит? Все равно через три часа на костре встретимся.
Но Сенька отчаянно замотал головой, и Витька сдался.
– Ну, что там стряслось? – хмуро спросил он, выйдя за калитку.
– Этот за ограду вышел!
– Что еще за «этот», Сень? За какую ограду? Где Мишка?
Сенька потянул его за собой, усадил на скамейку и, наклонившись, тихо рассказал, что сегодня они втроем ходили за орешником, а на обратном пути не удержались и заглянули на Антонинин двор. Так вот, наркоман уже не во дворе валялся, а ходил за оградой, и вид у него вполне живой. Значит, ведьма его, козла, вылечила все-таки. Не сдох он, не загнулся. И пока никуда из их деревни валить не собирается.
Витька задумался.
– Ладно, вечером поговорим, – решил он. – Кто еще знает?
– Да все, кроме Андрюхи и Юльки.
«Андрюха все равно сегодня не придет, – вспомнил Витька. – Что ж, пожалуй, и к лучшему».
– Сень, мне пора.
– Пока, Витек. Ты уж придумай чего-нибудь…
На долю секунды Витька почувствовал переполнившую его гордость. Вот оно! Ведь его просят, а не какого-то там Андрюху, потому что знают, у кого мозги работают! Но в следующий момент подумал, что Сенька будет восторгаться кем угодно, даже бабкой Степанидой, если она сделает что-то, чего он не понимает, и радость поутихла. Но, возвращаясь домой, Витька размышлял, что теперь у него появилась возможность показать им всем, кто на самом деле старший – не по возрасту, конечно, а по поступкам. Он их заставит смотреть ему в рот, как было и раньше и как должно быть по справедливости, потому что он, Виктор Чернявский, умнее их всех.
Вечером ребята собрались возле костра. Не было только Юльки, которую вредная тетя Шура не отпустила, и Мишки (мать оставила его дома присмотреть за отцом, пока она сбегает к соседке по делам).
Женька поворачивала кусок хлеба на прутике и поглядывала на Виктора. Понятно, почему Юлька, дурочка, влюбилась. Витька ничего себе парень. Как там мать говорит? А, видный! Точно, видный. Вот когда он волосы так ерошит рукой, вообще на какого-то актера становится похож, и взгляд у него… задумчивый. Только воображает много и строит из себя. То ли дело Мишка! Мишка всегда как есть, так и говорит, а не выдумывает непонятно чего. Вот Сенька у них еще мелюзга, на Мишку совсем не похож, зато самый сильный – всех мальчишек на лопатки кладет, как не фиг делать. Женька пожалела, что она так не может. «Ничего, вот с гантелями позанимаюсь, – подумала она, – руки такие станут, что даже Мишка удивится. Где бы только их найти, те гантели…»
– Слышь, я сегодня Глашку видел, – в тишине, нарушаемой только потрескиванием костра, неожиданно сказал Сашка. – Она опять за свое.
– Что, и палочки ломает? – подняла голову Женька.
– Угу.
– Вот черт… – покачал головой Сенька. – Ну а ты чего?
– Я все сказал, как баба Степанида велела. Ну, не знаю… Вроде все нормально пока.
Сашка сплюнул через левое плечо и постучал по деревяшке.
Раздался шорох, и на тропинке показалась темная фигура.
– Ой, Мишка! – обрадованно воскликнула Женька. – Че рано-то?
– Да мать пришла, я и рванул, – пробасил тот в ответ и уселся рядом с ней. – Санек, ты чего плюешься?
– Рассказываю, что Глашку, дрянь, видел сегодня, она опять в свои игрушки играет.
– Зубы бы ей выбить за те игрушки. Ну и что, сказал?
– Сказал.
– Сань, повтори, а… – попросил Виктор, который Степаниду не очень слушал, а все рассказы мальчишек считал ерундой и самовнушением, но на всякий случай решил запомнить стишок.
– Через кочку и сугроб, – начал Сашка, – мимо глаза, прямо в лоб, отведи мою беду не на друга, а к врагу.
Витька усмехнулся, как и тогда, у Степаниды, когда она заставила каждого из них повторить эту чушь. Но сейчас, в темном лесу, озаряемом лишь вспышками костра, слова уже не казались такими уж глупыми. Он повторил стишок про себя и вспомнил еще кое-что.
– Да, Санек, а ты в глаза-то ей смотрел?
– Смотрел, смотрел. У нее зенки такие… не поймешь, куда смотреть.
– Когда ты видел ее? – спросил Мишка.
– Утром.
– Ну, значит, все нормально. Раз до сих пор ничего с тобой не случилось, значит, и не случится.
– Смотри, сглазишь! – дернула брата Женька. – Постучи, Сань.
Сашка опять постучал по дереву и на всякий случай еще несколько раз сплюнул через левое плечо.
Вокруг сгущалась ночь. Сашка и Сенька подкладывали в золу картошку, а Мишка достал бутылку и рассматривал этикетку, которую видел уже тысячу раз. Женька встала глянуть, нет ли кого на дороге, но в лесу было тихо и спокойно, никто и не думал их проверять: родители знали, где они собираются, и знали, что не позже двух ночи все будут дома. «Всяко лучше, чем на дискотеку в райцентр мотаться, – думала про себя тетя Шура, и за ней остальные родители. – А так сидят, картошку жарят, болтают, не мешают никому». О том, что на костре употреблялась водка, не знал никто из взрослых, и было страшно даже подумать, что случится, если узнают. Витька сидел и думал, с чего начать. Общую канву разговора он уже обдумал, теперь оставалось только выбрать удачный момент. Как раз когда он почти определился, Мишка проговорил: