— Джон? — тихо спросила она.
Он сделал несколько шагов к ней.
— Эстер?
Она вдруг осознала, что на ней самая старая рабочая одежда, мужские тяжелые башмаки, а на голову наброшен коричневый шарф, небрежно приколотый на затылке. Даже если бы она сильно постаралась, она не смогла бы придать себе более затрапезный вид.
Эстер сорвала в головы шарф и постаралась не выглядеть слишком смущенной. Она всегда старалась быть выше женского тщеславия, особенно перед человеком, впервые женившимся по любви, когда его жена была в расцвете юности и красоты.
Эстер отряхнула сено с накидки.
— Добро пожаловать домой, — просто сказала она.
Он сделал еще пару шагов, раскрывая свои объятия, она бросилась к нему, испытывая невероятное облегчение от мужского объятия после трех лет одиночества.
— Ты прощаешь меня? — Он уткнулся в ее волосы.
Она сама пахла сеном из стойла, а ее кожа — чистым, знакомым запахом мыла, полотном, надушенным лавандой.
— Можешь ли ты простить меня за то, что я так жестоко покинул тебя, а потом и вовсе надолго пропал?
— Это ты должен простить меня за то, что отказалась ехать с тобой, — быстро ответила она. — Я так жалею об этом.
Джон обнял Эстер покрепче.
— Я был неверен тебе, — быстро сказал он, дабы исповедаться и покончить с этим до того, как возникнет искушение солгать. — Прости.
Она склонила голову ему на плечо.
— Все в прошлом, — сказала она. — И в другой стране. Но теперь ты вернулся домой, ко мне?
— Да, — ответил он.
Она чуть склонила шею, чтобы заглянуть в его усталое, изможденное лицо, и поняла, что на нем написано то же самое недоуменное выражение боли, как и тогда, когда они встретились впервые, и он еще не оправился после потери первой жены.
— Что случилось, Джон?
В эту секунду он готов был ответить ей, но их прервал возница.
— Мне одному это все не разгрузить, — решительно заявил он. — И я не могу позволить себе стоять здесь весь день и ждать, пока вы двое нацелуетесь.
Эстер со смехом повернулась.
— Сейчас найду Джозефа, он поможет.
Она позвонила в колокольчик, что висел в углу двора.
— Иди в дом, Джон. Ты ведь совсем замерз. И Джонни будет так счастлив увидеть тебя. Он в кухне, завтракает.
Джон помешкал перед кухонной дверью. Внезапно он вдруг оробел, не зная, как обратиться к сыну, который был всего лишь девятилетним отроком, когда он уезжал, а теперь стал юношей двенадцати лет. Он медленно растворил дверь и заглянул внутрь.
Джонни сидел за начисто выскобленным кухонным столом, перед ним стояла миска с кашей, которую он рассеянно отправлял в рот ложка за ложкой. Глазами он смотрел в книгу, подставкой для нее служила кружка со слабым элем. Одним взглядом Джон окинул его целиком — своего сына, его светловолосую голову с коротко подстриженными золотистыми волосами, светло-карие глаза, длинноватый нос на продолговатом лице и свежий невинный рот. Он был похож на мать цветом глаз и волос, радостным выражением лица, но в остальном был вылитый Традескант.
Джонни поднял глаза, ощутив сквозняк, потянувший от приоткрытой двери, и положил книгу, готовый приветствовать мачеху. Тут он увидел мужчину, смотревшего на него, и впал в замешательство, не зная, что делать.
Джонни очень медленно встал из-за стола и внимательно вгляделся. Джон распахнул дверь настежь и перешагнул через порог.
— Отец? — неуверенно выговорил Джонни. — Это правда ты?
Джон стремительно сделал пару шагов через всю кухню и схватил сына в объятия, жадно вдохнул воздух — плача и целуя его шелковистую макушку.
— Я, я. Слава богу, я дома, с тобой, Джонни! Ты здоров, и у тебя все хорошо.
За ним на пороге появилась Эстер. Она вошла и повесила накидку на крючок.
— Узнал его? — поинтересовалась она.
— Нет! — одновременно выкрикнули отец и сын и тут же вместе засмеялись.
Джон заставил себя отпустить сына, силой принудив себя позволить мальчику высвободиться.
— Он вырос, — гордо сказала Эстер. — И помогает мне в саду не хуже взрослого мужчины. А еще он у нас ученый, ведет теперь счета и по комнате редкостей, и по саду. И все записи по посадкам.
— А как учеба?
По лицу Эстер пробежала тень.
— Школа в этом году не работала. Учителя уволили из-за какой-то ссоры по теологическим вопросам. Так что делаем дома все, что возможно.
— А где Френсис? — оглядываясь, спросил Джон.
Что-то в молчании Эстер заставило его остановиться, от страха у него перехватило дыхание.
— Где Френсис? Эстер, скажи мне. Богом молю, скажи, что она жива.
— Жива, жива! — ринулась заверять его Эстер. — У нее все прекрасно, она красива и здорова. Вот только… тебя не было с нами, и я не знала, вернешься ты или нет. Я не знала, как лучше поступить, я с ума сходила от беспокойства и не знала, как ее уберечь…
— Где она? — заорал Джон.
— Она вышла замуж! — вмешался Джонни. — И сидит в безопасности, в Тауэре, с Александром Норманом.
— Она вышла замуж за Александра Нормана? — требовательно спросил Джон.
Эстер кивнула, не отводя глаз от его лица.
— За душеприказчика моего отца? За моего дядю? За того самого Александра Нормана?
Эстер еле заметно кивнула.
— Ты отдала мою дочь за человека, достаточно старого, чтобы быть ее отцом? За друга ее дедушки?
— Да.
— Она сама выбрала, — смело вмешался Джонни. — И она счастлива.
— Ей-богу, это просто горе какое-то! — выругался Джон. — Поверить не могу! И когда это все произошло?
— Год назад, — спокойно ответила Эстер.
— Почему? — без обиняков спросил он. — Почему ты допустила это? Почему ты не написала мне и не спросила моего согласия?
Она отвернулась от него и повязала домашний фартук так, будто устала от всего этого разговора.
— Я не была уверена, что смогу уберечь ее, — сказала она. — До того, как Кромвель взял армию в свои руки, ни одна женщина не могла чувствовать себя на улицах в безопасности. Я понятия не имела, войдет король в Лондон снова или нет, да и тогда нам пришлось бы иметь дело с кавалерами. Ремесленники бесчинствовали на улицах почти каждую ночь. Я не могла разрешить ей даже носа высунуть за дверь.
— Ты могла отвезти ее в Отлендс! — Джон швырнул ей в лицо обвинение.
Услышав это, она обернулась.
— В Отлендс?! — воскликнула она с горечью в голосе. — А ты представляешь себе, во что превратились сейчас дворцы? В Отлендсе был штаб принца Руперта! Ты что, думаешь, хорошенькая девушка была бы в безопасности в казармах? Там ей точно было совсем не место, как и в публичных домах Лондона.