— Ты могла бы посадить ее на корабль и отправить ко мне!
Тут уж она взорвалась:
— А где ты был?! За три года я получила от тебя два письма и одну посылку с растениями. Что я должна была думать?! Я даже не знала, жив ты или умер. Мне пришлось все решать самой, и я делала то, что считала нужным! Александр предложил ей дом и пообещал мне, что будет любить ее и обеспечит ее безопасность. И она сама хотела выйти за него замуж. Она приняла его предложение по собственному выбору. И они счастливы, это всем видно.
— Я заберу ее домой! — бушевал Джон. — Я аннулирую брак! Она не будет его женой!
— Она ждет ребенка.
Эстер продолжала говорить спокойно, но сердце молотом стучало у нее в ушах.
— Она приедет домой рожать, она часто нас навещает. Но она не оставит мужа, Джон. Даже по твоему требованию.
При этих словах он вылетел из комнаты. Эстер услышала, как он промчался через холл. Джонни бросил на нее испуганный взгляд, и она положила руку ему на плечо.
Из комнаты с редкостями донесся оглушительный рев.
— Матерь Господня! Где коллекция?! Что ты натворила?!
Эстер повернула Джонни за плечи и мягко подтолкнула его к кухонной двери.
— Одевайся потеплее, иди и смети снег с деревьев, — сказала она.
— А ты что будешь делать?
— Мне придется объяснить ему, как мы теперь живем. Ему будет тяжело сразу понять это.
— Значит, и уезжать нечего было, — сказал Джонни.
В полупустом зале между ними разразилась дикая ссора. Джон в полном ужасе от происшедших изменений даже не слышал, что самые ценные экспонаты были надежно спрятаны в безопасном месте. Каждое признание, которое приходилось делать Эстер, что она продала ту или иную редкость, чтобы купить еды, лишь еще больше увеличивало его ярость.
— Ты предала меня! — орал он на нее. — Ты предала мое доверие, святое доверие к тебе! Ты продала мои сокровища, ты продала мою дочь!
— А что мне было делать? — закричала в ответ Эстер, такая же разгневанная, как и он. — Ты пропал! Этим летом мне пришлось сказать твоему сыну, что я боюсь, тебя уже нет в живых. Мне пришлось выживать без тебя! Приходилось как-то выкручиваться. В целом мире у нас был единственный настоящий друг! Френсис любит Александра и доверяет ему. Никто ее не продавал. Он взял ее без приданого.
— Ах, боже мой! Мне что, спасибо ему сказать за эту благотворительность? Он был другом ее деда! Да он уже от старости весь ум растерял!
— А где же был ты?
Эстер отвернулась от окна и вдруг пошла в наступление на Джона.
— Значит, все, что я сделала или не сделала, тебе не по нраву! А что ты можешь предъявить за эти три года, которые провел неизвестно где? Какие сокровища ты привез с собой? Бочонок с растениями да горсточку перьев? Последние монеты мне пришлось продать, чтобы оплатить твою дорогу домой, когда мы с Джонни неделями не видели мяса на столе! Да как ты смеешь обвинять меня в том, что я не оправдала твои ожидания! Да это ты не оправдал мои ожидания!
— Ты не имеешь ни малейшего представления! Ты не представляешь себе, как я жил и что я пытался сделать.
— С какой-то женщиной?! С какой-нибудь потаскухой с постоялого двора в Джеймстауне? Спал с ней все эти годы, тратил наши деньги и ничего не делал?
— Я был в лесах, я пытался разобраться в том, что же мне делать…
— А женщина?
— А что женщина?
— Ее имя. Скажи, как ее звали.
— Сакаханна, — нехотя произнес он.
Эстер пронзительно вскрикнула от потрясения и прижала руку ко рту.
— Ты спал с индианкой? С дикаркой?
Его рука взлетела прежде, чем он понял, что делает. Он сильно ударил ее по лицу. Она откинулась назад, ее голова с ужасным стуком ударилась о ручку ставень. Она рухнула без сознания на пол, не издав ни звука. На секунду он подумал, что убил ее, и испытал страшную свирепую радость от того, что женщина, оскорбившая Сакаханну, замолчала навеки. Но это чувство тут же сменилось полным раскаянием. Он упал на колени рядом с Эстер и поднял ее с пола.
— Эстер, жена, прости меня…
Ее веки затрепетали и поднялись.
— Убери руки, — прошипела она. — Ты, грязный изменщик. Не смей прикасаться ко мне.
Эстер постелила себе в бывшей комнате Френсис и в ту же ночь перенесла из супружеской спальни свою одежду. Она приготовила Джону скромный ужин, вынула для него прекрасно отглаженную чистую одежду и начала шить ему новую рубаху. Она во всем вела себя как покорная и почтительная жена. Но одним-единственным импульсивным ударом он выбил из нее любовь и теперь не знал, как вернуть ее.
Все выглядело так, будто душа ушла из нее и из дома. Сад был в запустении, живые изгороди и подстриженные кусты регулярного сада росли во все стороны и теряли форму. Гравий на дорожках не спасал от постоянно прорастающих сорняков. На теплых рассадочных грядках у дома не было просеянной земли к новому сезону, как это делалось всегда. Фруктовые деревья не были обрезаны осенью. Даже каштаны не все были высажены и подготовлены к продаже.
— Я не могла все сделать одна, — Эстер заметила, что Джон критическим взглядом смотрит на сад с террасы. — У меня не было помощников, у меня не было денег. Мы делали все, что могли, но, чтобы содержать такой сад, нужно, по крайней мере, дюжину работников. Джозеф, Джонни, я и Френсис не могли сделать все.
— Конечно, я все понимаю, — Джон отправился размышлять в полупустой зал с редкостями и гулять по замерзшему саду своей прихрамывающей походкой.
Джонни распаковал виргинские саженцы и оставил их в бочонках у стены дома. Почва была еще слишком твердой, чтобы сажать их в землю. Один из саженцев погиб от соленых ветров за время путешествия, но четыре выживших выглядели достаточно крепкими и готовыми выбросить зеленые листики, как только погода будет получше.
— А что это? — спросил Джонни.
Лицо отца прояснилось.
— Там их называют тюльпановыми деревьями. Они вырастают с такими же круглыми кронами красивой формы, что и каштаны, но только цветы у них белые, вощеные, величиной с твою голову. Я видел, какими высокими и раскидистыми они растут…
Он замолчал. Эти деревья показала ему Сакаханна.
— А это клены.
Джонни откатил большие бочонки с семенами и корешками в оранжерею и начал распаковывать и сажать их в горшки с просеянной землей. Как только подойдут к концу весенние заморозки, все нужно будет вынести наружу и поливать. Джон наблюдал за ним, не проявляя ни малейшего желания работать самому, но готовый покритиковать сына, как только тот ронял семена или неосторожно обращался с корешками.
— Тебя что, никогда не учили, как это правильно делать? — раздраженно спросил он.