— Хватит с м…меня! — заорал он на губернатора. — Открывай ворота! Это приказ твоего к…короля!
Губернатор посмотрел вниз. Его белое лицо побледнело еще больше.
— Я не могу открыть ворота перед тридцатью вооруженными всадниками, — сказал он упрямо. — У меня свои приказы. Вы сами, как король, всегда будете приняты здесь радушно. Но я не открою ворота моего города ни перед какой армией!
Один из придворных королевской свиты подскакал поближе и закричал людям, которые с любопытством выглядывали над верхушками оборонных стен:
— Перед вами король Англии! Сбросьте своего губернатора со стены! Он — предатель! Вы должны подчиняться королю Англии!
Никто не сдвинулся с места, а чей-то грубый голос проорал в ответ:
— Ага, он еще король и Шотландии, и Ирландии, а много ли там справедливости?
Великолепный жеребец короля встал на дыбы и прянул в сторону, когда король натянул поводья.
— Да б…будьте вы прокляты! — прокричал король. — Я тебе этого не забуду, Джон Хотэм! Я не з…забуду, как ты закрыл передо мной ворота моего собственного города!
Он круто развернул коня и пустил его галопом по дороге, стража с грохотом поскакали за ним, за стражей последовали придворные, слуги, а с ними и Джон.
Король не осаживал коня, пока не загнал лошадь. Лишь тогда отряд приостановился, все обернулись и посмотрели на стены города. Вдалеке они увидели, что ворота наконец отворились, подъемный мост опустился, и из города выехал небольшой отряд всадников, которые поехали вслед за ними.
— Принц Иаков, — сказал король. — Опоздал на десять минут.
Отряд короля подождал, пока всадники подъехали поближе и остановились.
— Где вас, черт побери, носило, сэр? — потребовал король ответа у своего племянника пфальцграфа, возглавлявшего отряд.
— Сожалею, ваше величество, — флегматично ответил молодой человек. — Мы обедали и не знали, что вы стоите у ворот, пока не появился сэр Джон и не сказал, что вы только что уехали.
— Мы же договаривались, что вы откроете мне ворота! А не будете бездельничать там, зарывшись по уши в кормушки!
— Мы не были уверены, что вы приедете. Мы вас ждали перед обедом. Вы сказали, что появитесь днем. Мы перестали ждать вас. Я подумал, что губернатор сам откроет вам ворота.
— Но он не захотел этого делать! И там не оказалось никого, кто мог бы заставить его, потому что вы сидели и обедали!
— Сожалею, дядя, — ответил молодой человек.
— Ты еще больше пожалеешь! — Король был зол. — Потому что теперь в дополнение к тому, что меня прогнали из Сити, получается, что мне было отказано в посещении одного из моих городов! Плохо, плохо ты сегодня поработал!
Он повернулся к сыну:
— А ты, Иаков? Ты разве не знал, что отец стоит у ворот?
Принцу было всего восемь лет.
— Нет, сир, — сказал он.
Его тоненький голосок еле слышно прозвенел в холодном вечернем воздухе.
— Ты очень, очень разочаровал сегодня своего отца, — Карл помрачнел. — Богу молюсь, чтобы сегодняшние события не научили людей злых и вероломных, что они могут бросить мне вызов и жить по своим, порочным законам и при этом ничего не б… бояться.
Нижняя губа принца предательски задрожала.
— Я не знал. Простите, сэр. Я не понимал.
— Это был безрассудный план с самого начала и до конца, — мрачно сказал пфальцграф. — Кто это все придумал? Любой дурак сразу увидел бы, что он не сработает.
— Это был м…мой план, — ответил король. — Но для его успеха требовались скорость, решительность и отвага. Вот он и не сработал. Как я могу добиться успеха с такими слугами?
Он посмотрел на всех так, как будто все они были виноваты, потом повернул голову коня к Йорку и повел их назад, к городу, сквозь сгущающиеся сумерки.
Апрель 1642 года
Когда они вернулись в Йорк, Джона ожидало письмо от Эстер. Вместо обычных нескольких дней оно шло почти месяц. Глядя на заляпанный грязью конверт, Джон осознал, что, вместе с преданностью короне и мирной жизнью, рухнуло и все остальное — своевременная доставка писем, законопослушание, безопасность на дорогах.
Он отправился на свою походную кровать на сеновале и сел там, где дыра между черепицами пропускала достаточно света для чтения.
Дорогой муж!
Мне очень жаль, что ты уехал вместе со всем двором, и я понимаю, что у тебя не было возможности приехать и попрощаться, прежде чем исчезнуть. Как мы и договорились, я спрятала самые лучшие экспонаты, а остальные отослала на хранение на склад Хертов, где есть вооруженная охрана.
В городе очень неспокойно. Каждый день идут военные учения, все маршируют и готовятся к войне. В Ламбете все мальчишки-подмастерья перестали буйствовать на улицах, собрались в организованные отряды и учатся стрелять.
Вокруг Ламбета вырыли глубокие окопы для защиты против французов или испанцев, и все наши садовники должны по очереди ходить и тоже копать, независимо от того, хотят они или нет.
Еды мало, потому что рынки закрыты, селяне не хотят покидать свои дома, а странствующие разносчики боятся столкнуться на дорогах с вооруженными отрядами. Я подкармливаю бродяг, делюсь, чем могу. Но дела сейчас у всех плохи. Все заготовки подошли к концу, сушеных фруктов тоже не осталось. А окорока для засолки не достать ни за какие деньги.
Времена нынче странные и нелегкие, и я бы хотела, чтобы ты был с нами. Я стараюсь не падать духом и забочусь о твоих детях, как если бы они были моими. Твои экспонаты и сады тоже в сохранности.
Надеюсь, что, как только твоя служба закончится, ты тут же вернешься домой.
Господь с тобой.
Твоя жена
Эстер Традескант
Джон покрутил письмо Эстер в руках.
У него было странное, глупое чувство, что, если бы она не была уже его женой, он бы восхищался и любовался ею больше, чем любой другой женщиной, которую когда-либо знал. Она заботилась о самых дорогих для него вещах так, как будто они принадлежали ей самой. Для него было огромным утешением знать, что она сейчас в его доме, в доме его отца, и что его дети, и его редкости, и его сад под ее защитой.
Он почувствовал неожиданную нежность к женщине, которая писала о том, какие трудные нынче времена, и в то же время уверяла его, что не падает духом. Он знал, что никогда не будет любить ее так же, как любил Джейн. Он думал, что никогда вообще не сможет полюбить другую женщину. Но не мог не восхищаться той, которая так вела дом и боролась с эпохой, в которую им выпало жить.
Джон встал, стряхнул с камзола сено и отправился обедать в большой зал замка Йорка.
Когда Джон проскользнул в зал, король и его благородные друзья уже сидели на своих местах за верхним столом. Они обедали на золотой посуде, но подавали всего только дюжину блюд. Графству было сложно утолить аппетиты двора. Провинциальные повара не умели изобретать блюда, которых ожидал от них Карл. А фермы и рынки уже были истощены потребностями все разрастающегося, праздного, жадного двора.